Месть Шарпа
Шрифт:
— Ну да, ну да. — сказал Шарп, морщась, — Хочу, чтобы Джейн приехала сюда.
— Джейн? — осёкся Фредериксон, — Это же опасно.
— Если вы с Патриком встретите её в Шербуре, то — нет.
Боль отпустила, и Шарп смог заставить себя дохлебать супчик. Он был и вправду отменный.
— Мы могли бы снять дом, пока я поправляюсь. В том же Кане.
— Да, конечно. — идея покинуть шато по понятным причинам энтузиазма у Фредериксона не вызвала.
Нужда отпала тем же вечером. Патрик Харпер объявил, что отвезёт послание в Лондон сам:
— Пока вы оклемаетесь,
— Она же не в Лондоне? — удивился Шарп.
— Мистер Фредериксон считает, что из Лондона легче добраться до Испании, чем из Франции. Кораблей больше ходит. Загляну в Лондон, оттуда махну в Испанию. Найду там Изабеллу с дитём и в Ирландию. У меня, наконец, будет собственный дом! Верите, сэр?
При мысли о том, что он может потерять силача-друга, Шарпа охватила паника:
— Ты же сказал, что вернёшься?
— Вернусь, куда я денусь? — Харпер положил на кровать Шарпу семистволку, — Оставляю мою крошку вам. Форму тоже сниму. Путешествовать лучше в цивильном.
— Давай, возвращайся. Нам с тобой ещё Дюко ловить.
— Намерены изловить гадёныша, сэр?
— Я этого ублюдка, Патрик, из-под земли достану. Сдохну, а достану.
Пальцы, что отрубили коменданту убийцы, окончательно расставили всё по местам. Убили графа явно с подачи Дюко. Любопытно, первой к такому выводу пришла мадам Кастино, которой Фредериксон без утайки поведал и злоключениях стрелков и о вражде Шарпа с очкастым французиком. Открытие усилило чувство вины, и без того испытываемое девушкой по отношению к Шарпу. Шарпу от её виноватости было ни жарко, ни холодно. Его заботил Дюко.
— Дай мне только на ноги встать. — обещал майор Харперу, — Он от меня на дне морском не скроется.
Харпер ухмыльнулся:
— Такого веселья я не пропущу, сэр, будьте покойны.
— Без тебя не потянем, понимаешь… — неловко объяснил Шарп.
На самом деле он просто не представлял, что вдруг останется без Харпера, а выразить это по-другому не умел. Война выработала в Шарпе спокойное понимание того, что в любую минуту в их дружбе может поставить точку вражеский штык или шальная пуля. Но точку ставил наступивший мир, и вот к такой развязке Шарп готов не был.
— К лету вернусь, сэр.
— Профосам не попадись.
— В гробу я их видал, сэр.
Утром Патрик уехал. Без его немелодичного насвистывания, без его баса, гремящего под сводами, шато как-то опустело. С другой стороны, Харпер и Джейн всегда находили общий язык. Уж он-то сможет убедить её приехать в Нормандию.
Спустя неделю после отъезда Харпера Фредериксон со всеми предосторожностями спустил Шарпа на первый этаж. Теперь раненый мог есть, кое-как сидя за столом, вынесенным во двор. Люсиль, впервые с той ночи, когда выстрелила в Шарпа, осмелилась заговорить с ним, пожелав приятного аппетита. Ужин был скуден: вино, хлеб, немного сыра и крохотный кусочек окорока, без лишних церемоний переложенный Фредериксоном в тарелку к Шарпу.
Майор заглянул в миску капитана, затем в тарелку мадам Кастино:
— Вильям, а вам двоим?
— Мадам не любит свинину. —
— Вы-то любите. Вы под пули порой лезли ради поросёнка.
— Вам нужнее.
Шарп нахмурился:
— С финансами у неё не ахти, так?
Шарп говорил, при Люсиль, не чинясь. Английского она не понимала.
— Бедна, как церковная мышь. Земля — вот и всё её богатство, но война лишила мужских рук, а помолвка покойного Анри выпотрошила последние заначки.
— Паршиво.
Шарп ножом поделил ломоть окорока на три равные части. Вышло у него не сразу, плохо слушалась левая рука. По куску положил в посудины капитана и хозяйки. Люсиль попыталась возражать, майор жестом осадил её.
— Переведите ей, что моя жена привезёт из Англии деньги.
Фредериксон перетолмачил слова Шарпа француженке. Из её ответа следовало, что в милостыне она не нуждается.
— Гордая. — хмыкнул Шарп.
Фредериксон, интересующийся архитектурой, завёл с Люсиль беседу об истории шато. Шарп ел молча. Скоро приедет Джейн. В армии сейчас неразбериха, письма от неё, наверняка, затерялись, убеждал он себя. Ничего, д’Алембор с ней поговорил, Харпер передаст письмо. Неделя-полторы, и Джейн будет здесь. Шарп в задумчивости откинулся на спинку стула, раскачиваясь на задних ножках. Осознав вдруг, что Фредериксон обращается к нему, майор резко подался вперёд, и в раненом бедре будто взорвалась граната. Шарп прошипел ругательство. Поймав косой взгляд Люсиль, извинился.
— Вы что-то сказали, Вильям?
— Мадам Кастино беспокоится. Она сообщила парижскому крючкотвору, что её брата убили мы.
— Кто бы сомневался.
— Она просит вашего разрешения написать мсье Ролану, что ошиблась.
Шарп взглянул в глаза француженке и отрицательно помахал ладонью:
— Нет!
— Non?
— «Нон», «нон»! Французские власти жаждут нашей крови, веря, что мы украли золото. Зачем давать им намёк, где нас искать?
Фредериксон перевёл, выслушал ответное тараторенье Люсиль.
— Мадам считает, что её свидетельство полностью оправдает нас.
— Нет! — рявкнул Шарп.
— Почему?
— Её соотечественникам я не доверяю. Они так торопились повесить на нас всех собак, что не удосужились опросить коменданта, и он погиб. Так что я бы очень просил её не раззванивать парижской братии, что мы здесь.
— Мадам говорит, что надеется сподвигнуть власти на поиск истинного виновника смерти её матери и брата, майора Дюко.
— Пусть Дюко её не заботит. От меня он не уйдёт.
Тон Шарпа сделал перевод излишним. Люсиль смотрела на стрелка, от хищного прищура которого продирал мороз. Как её мягкий и добрый брат мог найти в себе мужество противостоять этому страшному человеку? А ведь у него есть жена. Что она за женщина? Фредериксон начал перетолмачивать реплику Шарпа. Люсиль перебила его:
— Я поняла, капитан. Скажите майору: если он воздаст по заслугам Дюко, моя благодарность не будет иметь никаких границ.
Шарп покачал головой:
— Благодарность… Я убью Дюко не ради её благодарности, а ради себя.