Месть старухи
Шрифт:
Весь вечер домашние провели в разговорах. Мира постоянно требовала подробности их приключений, в то время как Томаса раза три всё порывалась спросить о финансовой стороне поездки.
– Да что ты всё про деньги да про деньги, Томаса! – возмутилась наконец Мира и осуждающе смотрела в глаза подруги. – Слушай! Как интересно у них всё происходило! Просто дух захватывает!
– Ничего особенного! – отвернулась Томаса. – Я лучше пойду спать.
Тут только Хуан вспомнил про Луису. Он оглянулся по сторонам и в углу заметил тёмный комок.
– Мы забыли про девчонку! А она уже спит, бедняга. На полу!
– Будто впервой так спать! – фыркнула Томаса и отвернулась. – Дикарка!
– Томаса, я запрещаю тебе так относиться к этой несчастной, и вообще к людям! – Хуан всё больше раздражался от выходок Томасы. – Сама ли давно была не просто дикаркой, а совершенно ничтожной девкой? Уличной девкой! И теперь ты считаешь себя вправе презирать эту метиску только потому, что у неё нет денег, нет родителей и нет того воспитания, которое могло бы тебя устроить! И, главное, она не белая! Это в этом доме недопустимо!
Хуан остановился в сильном волнении. Возмущение душило его. Он поглядел на Миру. Та сидела с опущенной головой и угрюмо молчала.
– Выходит, ты и Миру презираешь, негодница? Ту, которая приютила тебя и дала то, на что ты никак не могла претендовать! Ещё раз услышу нечто подобное – и ты больше не будешь здесь жить! Живи на улице, в трущобах и свалках!
Он встал. Не попрощавшись, ушёл к себе в каморку. За столом повисла гнетущая тишина.
Наконец Мира тихим нервным голосом проговорила:
– Идём спать. Спокойной ночи, Пахо.
Она не смотрела в лица, ей было гадко, тревожно и очень грустно.
Утром Хуан с Пахо отправились на строительство дома.
– Пахо, необходимо устроить в подвале тайник для хранения денег. Иначе в один ужасный день кто-то ограбит нас. Может и жизни лишат.
– Обязательно, сеньор. Я уже об этом думал. Ждал вашего распоряжения.
– Кстати. Не забывай, что этот дом собственность Эсмеральды. Строится на её деньги. И все бумаги будут оформлены на её имя. – Он помолчал. Что-то беспокоило его, и Пахо ждал, когда это выплеснется наружу. – И эта несносная девка! Срочно надо выдать её замуж и избавиться от неё. Ты нагружай её работой что есть сил. Пусть не лодырничает! Меньше глупостей витать в голове станет.
– Сладу с ней нет, сеньор. Не слушается.
– Не кормить! Пусть сначала заработает на еду! Безобразие устроила!
А дом уже возвышался. Стропила решёткой рябили глаза. Работники торопились закончить к сроку, и даже раньше, надеясь на вознаграждение.
– Вроде бы недели через две всё будет готово, – высказал предположение Хуан. – Определи пять эскудо золотом награды за ускорение работ. Надоело в клетушке ютиться.
– Что собираетесь с Луисой делать, сеньор? – осторожно спросил Пахо.
– Пусть живёт у нас. Она хорошая девочка. Я уже думал об этом. Хочу удочерить.
– Это верно, сеньор. Что бы мы были без её помощи и предупреждений? Она заслуживает многого. И она мне очень нравится.
– Посмотришь, какая она будет, когда отмоется, приоденется и поправится. Вспомни Миру. А сейчас какая красавица получилась! Загляденье!
Пахо добродушно улыбался, видя, как Хуан заблестел глазами, говоря о сеньорите. Очень хотелось расспросить о его будущем, но не решался. А Хуан, словно угадав его помыслы, сказал с некоторой грустью:
– Думаю, Пахо, жениться. Что скажешь на это?
– Только одобряю, сеньор. Пора уже. Вам двадцать пять?
– Господи! Как года летят! – согласно кивнул он. – Значит, ты не против?
– Как можно, сеньор! Кто я такой, чтобы судить вас?
– Как кто? Мой лучший друг и товарищ! Вот сделаю тебя управлявшим нашим с Мирой хозяйством, и будешь сам сеньором.
– Пустое это, дон Хуан! – И Пахо смущённо улыбнулся.
– Не одно, так другое, Пахо! Будет тебе! Пошли домой. Здесь мы всё посмотрели, и делать нечего. Надо заняться Луисой и Сиро. Мы им больше нужны.
Луиса встретила мужчин сияющим личиком. Она не могла удержать рвущиеся наружу чувства. Она уже была тщательно вымыта, одета в цветастое плотице, наспех сшитое Мирой. Ноги, правда, были босыми, но чистыми. Мира с довольным видом наблюдала за впечатлением, произведённым её трудами.
– Ну как? Гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя, господа? – голос Миры говорил о довольстве своей работой.
– До лебедя ещё далековато, моя рыбка, но вполне впечатляет! Луиса, иди ко мне! Дай я тебя поцелую. Ты такая симпатяга!
Луиса бросилась в объятия Хуана и прильнула щекой к его лицу. Она пахла хорошим мылом и даже немного духами. Глаза блестели восторгом.
– Тебе нравится у нас, Луиса?
– Очень, сеньор! Никак не могу привыкнуть ко всему этому! – она обвела рукой вокруг. – А город какой большой! Никогда не думала, что такое можно увидеть! И сеньорита Мира такая добрая! Это она заставила меня вымыться. Я не хотела. Было страшно и неловко.
– Глупышка! Зато теперь от тебя не несёт разной вонью. Так и хочется поцеловать! Так ты не знаешь, кто твои родители?
– Нет, сеньор, – в голосе звучала грусть.
– Не беспокойся! Теперь у тебя есть родители! Это я и Мира, – Хуан поднял голову к девушке. – Согласна стать её мамой, Мира?
Мира смутилась, не ответила, но глаза говорили, что она не против.
– Вот и хорошо, Луиса! Можешь называть её мамой, а меня папой. Тебе нравится так?
– А можно, сеньор? Это мне очень нравится! – её глаза засияли ещё живее.
– Так что теперь никаких сеньоров и сеньорит! Только мама и папа! Слушаться будешь нас, своих родителей? – улыбнулся Хуан.