Месть старухи
Шрифт:
– Вы хотите от меня избавиться, дон Хуан? – с наигранной надменностью спросила Томаса, но доля правды в её словах явно слышалась.
– Не избавиться, а пристроить, как я выразился, моя Томаса. Пора тебе подумать и о своём будущем. Без своей семьи трудно жить одинокой девушке.
– Правда, Хуанито! – всплеснула рукой Мира. – Мы подыщем Томасе хорошего жениха, и она заживёт собственным домом. Чудесно! Тома, ты представляешь это себе? Мы будем ходить к тебе в гости, вы к нам. Здорово!
– Думаете,
– Глядите, как заговорила! – чуть не вскочил Пахо со скамьи. – Давно замухрышкой скакала по трущобам? Ха-ха! Это ж надо так выставляться!
– А ты не лезь своим чёрным рылом в белое корыто! – чуть не взвизгнула Томаса и брезгливо сморщила свой тонкий нос.
Хуан строго глянул на Томасу, помолчал немного, проговорил хмуро:
– Пахо, сегодня ты будешь мне помогать в делах. Дашь девчонке работу на весь день в огороде. Пусть испачкает свои белые ручки. И весь день не подпускать её к «белому корыту», как она выразилась! – последнее относилось к Мире, которой тоже вовсе не понравилось замечание Томасы.
Томаса попыталась возражать, Хуан был непреклонен, а Пахо с удовольствием потащил упирающуюся девчонку в огород. По пути нагружал инструментом и издевательски любезным тоном напоминал объём работ в огороде.
Расставаясь с Мирой, Хуан напомнил жёстко:
– Не вздумай жалеть эту грубиянку, Мира. Если её не остановить вовремя, то дальше её уже никто не остановит.
Мира поджала сочные полные губы, что могло означать и согласие, но и не очень. Однако Хуан больше не стал об этом говорить. Лишь уже на улице заметил, обращаясь к негру:
– Какая паршивка! И откуда у этой бродяжки столько чисто аристократической спеси? Выбивать, выбивать надо! Вечером проверь выполнение работ.
– Ещё бы, сеньор! Это мне очень приятно.
Хуан рассказал, где пришвартовалась лодка.
– Тебе важное задание. Найми десяток мулов до тех братьев на тропе, что нас остановили. Туда необходимо доставить ящики, мешки и бочонки с порохом. Мне так хочется побыстрее разделаться с этим тёмным делом, Пахо. Не проиграть бы мне с этим Лало! Вот уж не ожидал от него такого паскудства! Да простит меня Господь!
– Это уж точно, сеньор! Кто бы мог подумать? Вы столько сделали для него! Он ещё осмелился угрожать вам! Сатана, а не человек!
– Ничего! Долго он не продержится. В этом я уверен. Из Понсе обязательно попробуют его разгромить.
– А мы ему ещё столько оружия прём, сеньор!
– Что я мог поделать. Пахо? Он угрожал всем нам. Я не мог рисковать Мирой и тобой. Да и мне грозила опасность. Что мы могли противопоставить его наглости в долине? Ничего!
–
– Это слишком сложно для меня. Пока я не готов ответить на твой вопрос! Хватит об этом. То дела далёкого будущего. А нам надлежит решить сиюминутные дела. Хорошо бы уже завтра на рассвете выйти караваном в горы и доставить груз на место. И рассчитаться с Лало.
– Хоть бы Господь благоволил к нам, сеньор! Сколько людей нанимать для мулов?
– Чем меньше, тем лучше, Пахо. Думаю, что двух хватит. Присматривайся, когда нанимать станешь. Это очень важно. Животных и людей отправишь к лодке за речку. В отлив свободно перейдёте её вброд.
Пахо согласно кивал, а в уме теснилась мысль, как бы увильнуть от сопровождения каравана. Но это его не спасло. Хуан тут же заметил:
– Придётся нам с тобой опять трястись в сёдлах, мой Пахо. Дней на десять оставь своё строительство.
– Не хотелось бы, сеньор, но... – он вздохнул, показав, что принимает приказ с неохотой.
Мира до глубокого вечера не могла расстаться с Хуаном. Они гуляли по саду, страстно целовались, пока Хуан силой не отнёс Миру к двери спальни.
– Мне завтра предстоит трудный день, Мира. Помолись за меня и за успех дела. Обещаю вернуться дней через десять. Сам жажду этого, милая моя рыбка!
– И мы одни будем с Томасои в доме? Страшно! Не могу забыть той ночи!
– Попроси кого-нибудь из соседей ночевать с вами. Даже заплати им. Но я не должен привлекать слишком много людей к этому делу. Это слишком опасно,
Он поцеловал её в трепещущие губы нежным поцелуем, толкнул дверь и поспешил в свою каморку. Было уже часов около десяти.
Часа в четыре Хуан уже был на ногах. Поднял Пахо и они в молчании пошли к воротам. От куста рванулась тень. Хуан схватился за рукоять кинжала, вовремя признал Миру, воскликнув зло:
– Что это такое, Эсмеральда? Я мог тебя поранить! Почему не спишь?
– Хочу проститься и проводить, Хуанито, – просительно и скромно, ответила Мира и положила свои оголённые руки ему на плечи. – Ты простишь меня, глупую?
– Ох и плутовка ты! – вздохнул Хуан. – Мы спешим, Мира. Ещё до места надо дойти.
Он поцеловал девушку в прохладную щёку, она протянула губы.
– Тебе не нравятся мои губы, Хуанито? А говорил, что они сладкие и всегда для тебя желанные.
Он грубо прижал её тёплое тело к себе, грубо же впился губами в её рот. Ощутил ответное движение всем телом, словно оно само стремилось соединиться, слиться с ним воедино.
Хуан почувствовал волну желания, похожую на проблески страсти. Волнение поднялось к горлу и забилось яростными ударами сердца.