Месть трех поросят
Шрифт:
Ну надо же, как все просто объяснилось! И ночные посещения кладбища, и желтый платок, и череп… И даже то, что мать не приехала. Оказывается, у нее заболел зуб и она его лечила.
— Итак, круг подозреваемых сужается, — подвел итог Молодцов.
— Ага, — откликнулся Дураков. — Всего один и остался.
Да, у них остался один-единственный подозреваемый. Отец Афанасий, который по четвергам ездил в Старокозельск, снимал там рясу, отклеивал бороду и шел в бильярдную. Зачем он это делал, и предстояло выяснить Димке
И вот наступил четверг.
И отец Афанасий поехал в Старокозельск. В городе священник зашёл в маленький домик на окраине. А через пять минут вышел оттуда уже без бороды и без рясы.
— Видал? — шепнул Федька Димке.
— Видал, — шепнул Димка Федьке. Если с бородой отцу Афанасию было никак не меньше полтинника, то без бороды ему было никак не больше тридцатника.
Засняв на видеокамеру это чудесное «омоложение», ребята двинулись следом за очередным подозреваемым.
И тот привел их в бильярдную, которая называлась почему-то «Седьмое небо», хотя Располагалась в полуподвальном помещении.
В бильярдной висело густое облако табачного дыма. Слышались удары кия о шар, разговоры, смех… Отца Афанасия тут, по-видимому, хорошо знали. Когда он вошел, раздались приветственные возгласы.
Священник, взяв в руки кий, начал гонять шары по зеленому сукну бильярдного стола, точными ударами посылая их в лузы.
Прошло два часа.
Отец Афанасий все так же увлеченно играл. Щеки его раскраснелись. Глаза блестели. Если он и был маньяком, то скорее уж маньяком бильярда.
Мальчишек с непривычки стало мутить от сигаретного дыма. Они уже хотели выйти на улицу глотнуть свежего воздуха, но тут Димка заметил типа с реденькой бородкой и красными, часто моргающими глазками. Того самого, что следил за ним в Курском аэропорту, а потом в Старокозельске разговаривал с шофером автофургона.
— Федька, — промычал сквозь зубы Молодцов, — справа от нас тип, что пас меня в Курске.
Дураков чуть заметно кивнул и, по всем правилам конспирации, посмотрел не направо, а налево. В зеркальную стену. Где и увидел отражение типа.
— Гляди, гляди, Димыч, — тоже промычал сквозь зубы Федька. — Он к отцу Афанасию идёт.
И действительно, тип подошел к священнику и хлопнул того по плечу:
— Здорово, Афоня.
Отец Афанасий обернулся:
— Мухомор?!
— Он самый.
— Давно откинулся?
— Месяц как с кичи.
— Димыч, о чем это они? — прошептал Дураков.
Молодцов без труда перевел с «фени» на русский:
— Поп спросил: «Давно освободился?» А тип ответил: «Месяц как из колонии».
— Пошли, Афоня, бухнем, — предложил Мухомор.
Они направились к стойке бара в углу зала. Сели на высокие табуреты.
— Эй, кореш, — щелкнул пальцами Мухомор, подзывая бармена. — Водяра есть?
— А как же! — подскочил к нему бармен. — «Пшеничная», «Столичная», «Батька Махно»,»Кремлевская
— «Батьку Махно», — выбрал Мухомор. — Точно, Афоня?
— Я теперь не пью, — сказал отец Афанасий.
— Ха-ха-ха! — громко захохотал Мухомор, словно услышал удачную шутку. — Ну ты, Афоня, комик!
— Я правда не пью.
Мухомор, перестав смеяться, недоверчиво уставился на священника:
— Без балды?
— Без балды. — Отец Афанасий обратился к бармену: — А молока у вас нет?
— Молока? — повторил бармен. — Нет, молоко не держим. Из безалкогольных напитков — только кока-кола.
— Ну дайте кока-колы.
Бармен протянул священнику банку колы, а Мухомору бутылку водки. Мухомор налил себе стопку до краев и выпил ее одним махом.
— У-ух! Хорошо пошла. — Он закурил и протянул пачку священнику: — На, отравись, Афоня.
— Спасибо. Я бросил курить. Мухомор снова посмотрел недоверчиво:
— Горбатого лепишь, братан.
— Вот тебе крест, — перекрестился отец Афанасий.
— Ну ты, Афоня, отмочил. — Мухомор опрокинул в себя еще одну стопку. — Кирять и смолить бросил. А помнишь, как мы с тобой киряли по-черному?
— Помню, — ответил священник, попивая кока-колу. — Но теперь это в прошлом. Я стал другим человеком.
— Как это — другим? — не понял Мухомор.
— Мне открылась истинная суть вещей. Мухомор опять не понял. Но на сей раз уточнять не стал.
— Ладно, братан, замнем для ясности. Ты мне лучше вот что скажи: бабок хочешь огрести? Тут дельце одно намечается…
Димка с Федькой придвинулись ближе к стойке, делая вид, что с интересом наблюдают за игрой в зале.
— Слушай сюда, Афоня. — Мухомор понизил голос (а ребята навострили уши). — Я недавно Таракана встретил. Ты ведь его заешь?..
— Знаю, — кивнул священник.
— Так вот, Таракан базарил, что Игрок приличные бабки обещал отстегнуть за одно дельце… Ты ведь Игрока знаешь?
— Знаю, — вторично кивнул отец Афанасий.
Мухомор воровато огляделся. И продолжил:
— Игроку самому западло на дело идти. Вот он Таракану и предложил. А тот мне. Мы бы с ним это дельце по-шустрому обтяпали, да оба сейчас под ментовским надзором, как недавно освободившиеся. А ты, я так понимаю, — чистый. И дельце почти по твоей части — картинку стырить. Ты ведь «клюквенник»…
— Церковный вор, — тихонько перевел Молодцов.
— Только давай, Афоня, сразу договоримся, — продолжал Мухомор. — Таракан и я тоже в доле. Понял, да? Но на дело идешь один ты. Заметано?
— Нет, не заметано, — ответил отец Афанасий.
— Да ты погоди отказываться, — заспешил Мухомор. — Игрок не деревянными платит, а баксами.
— А мне без разницы. Я завязал.
— Чё, в натуре? — вытаращился Мухомор.
— В натуре, — подтвердил священник. Мухомор был явно раздосадован.