Месть троллей
Шрифт:
— Ее голос был такой… сердитый, — возразил Стен.
— Да. Но таковы все авантюристы из Дабрана: быстро впадают в ярость, но так же быстро прощают.
— Авантюристы? — переспросил с улыбкой Стен.
— Авантюристы, — решительно подтвердил Натиоле. — Другие люди действуют, прислушиваясь к голосу разума, вы же думаете сердцем. И ты, Стен, не лучше ее, старик.
— Как-как, старик? — наигранно сердито переспросил Стен.
— Она уже схоронила тебя, Стен, — неожиданно серьезно сказал Натиоле. — Она считала тебя мертвым. Это ранит душу очень глубоко, залечить такую рану
— Я знаю. Но ее слова звучали так… однозначно.
— Поговори с ней через какое-то время, когда она немного придет в себя. У нас сейчас и без этого полно дел, сам подумай. Иначе зачем бы ты очутился в Теремии?
— По многим причинам, — признался Стен. — И все они из разряда тех, что так ненавидит Флорес.
— Что ты имеешь в виду? — в замешательстве переспросил Натиоле.
— Что всегда есть более важные вещи. Важнее, чем семья. Чем кровные узы. Важнее, чем моя сестра, — задумчиво заявил Стен.
— Я не знаю, — признался Натиоле. — Но я верю: то, что мы делаем, правильно. И Флорес когда-нибудь поймет это, Стен. Поверь мне. Сейчас она сердита и обижена, но она — твоя сестра. И она любит своего брата.
— Ты знаешь, как нам тогда было в Дезе, — начал Стен. — У нас больше никого не осталось. Мы потеряли все: семью, будущее — все, что имело для нас значение.
— Я знаю, — тихо сказал Натиоле.
— Конечно, мы и раньше были близки, но только в Дезе мы по-настоящему почувствовали, что… мы вместе. Я не хочу потерять ее.
— Ты не потеряешь. Просто на нее твоя мужская привлекательность совсем не действует. Другие женщины смотрят в твои глаза и прощают любые прегрешения, но Флорес… она… влепит тебе синяк! — неудачно сострил Натиоле.
Однако Стену, казалось, было не до смеха, он стал неожиданно очень обеспокоенным.
— Эй, что случилось, Стен? Ведь уже не в первый раз она выгоняет тебя с треском, — спросил Натиоле.
— А ты никогда не спрашивал себя, какой в этом прок? — спросил Стен и внимательно посмотрел на друга.
По всей вероятности, Натиоле еще никогда не задавался этим вопросом и лишь наморщил лоб.
— В чем, в этом?
— Война. Сражения, кровопролитие, жизнь в бегах, риск…
— Мы боремся за свободу, Стен. Что с тобой? — обескураженно спросил Натиоле.
— Свободу, да. Но от чего мы при этом отрекаемся, что мы крадем у себя самих? Разве мы не могли бы просто жить где-нибудь с семьей, обрабатывать свое маленькое поле? Просто жить?… В мире с собой и со всем светом…
— Под гнетом Цорпада? Ты что, спятил? — возмутился Натиоле.
— Я не знаю. Иногда я чувствую, что безумно, дико устал, что просто не могу все это больше выносить…
— Такое иногда случается со всеми нами, Стен. С каждым из нас. Но подумай только… У тебя и твоей сестры было все это — земля и мир… и у вас все это отобрали. Не за какую-то провинность, а просто так. Цорпад и его слуги. Ты борешься против несправедливости, мы все боремся против нее.
— Я боюсь, что мы станем такими, как они, — прошептал Стен.
— Как кто? Как масриды?
— Нет, как тролли. Полны ненависти. Для них все в мире — борьба, все — война!
— Ну что такое? Мы не тролли! Но это… —
— Ты прав, Нати, — сказал Стен без особого энтузиазма. — Только у меня появились сомнения. В чем смысл? И по какому праву мы делаем то, что делаем? Разве ты иногда не тоскуешь по обычной, простой, мирной жизни?
Посреди улицы Натиоле резко остановился, схватил Стена за плечи и заглянул прямо в лицо.
— Ну почему же, каждый день, каждый трижды проклятый чертов день я не желаю ничего сильнее, чем наконец закинуть подальше меч. Ты думаешь, у меня нет других мечтаний, кроме как прятаться по затхлым погребам? Знаешь, чем бы я занимался гораздо охотнее? Подыскал бы себе небольшой клочок земли, выращивал бы на нем виноградную лозу, каждый день пил по паре стаканов своего вина и… спросил бы обязательно твою упрямую сестру, не хочет ли она составить мне компанию… Но я знаю, что это не так просто. Мы не обретем мир, Стен, возможно, даже тогда, когда все закончится и кости Цорпада сгниют в холодной земле. Мы слишком много пережили, слишком много повидали. Но другие смогут жить в мире, если мы победим. Наши дети смогут вырасти в мире. За что борюсь я, Стен? Чтобы у страны было будущее!
Некоторое время старые друзья смотрели друг другу в глаза, после чего Стен опустил взгляд.
— Прости меня. Ты прав. Это просто… — начал он. — Тролли показались мне нашим отражением. Ненависть к врагам… Я вижу в этих чудовищах нас: горстка отчаянных и отчаявшихся, бредущих по чужой земле среди незнакомых, людей. Мы станем такими, если не будем осторожны. И я спрашиваю себя, к такому ли будущему мы стремимся? Нельзя потерять в этой войне самих себя, Нати. Иначе мы будем не лучше троллей или даже Цорпада и его палачей!
Натиоле задумчиво покусывал нижнюю губу.
— Наверное, ты прав. Но мы не как тролли, и мы не станем такими же, как они, поверь мне.
Стен с благодарностью посмотрел на друга. Слова Флорес заронили в его душу сомнения, которые попали на благодатную почву. Юношу одолевало гнетущее опасение, что в конце пути не останется ничего, что бы отличало их от масридов. Мятежники нападали на угнетателей, ведомые высокими целями. И они убивали. «Но у нас есть принципы, и мы не отступаем от них. Мы воюем не как тролли, гномы или даже Цорпад, для которых на пути к победе все средства хороши. Мы другие», — мысленно успокаивал себя Стен догоняя Натиоле, который медленно брел по улице. Этот долговязый влахак всегда был настоящей поддержкой для Стена. Вот и сейчас слова Нати вырвали его из темной пучины сомнений, придали ему новые силы и возродили надежды.
— В будущем мы должны быть намного осторожнее, иначе ты снова окажешься подвешенным в клетке в лесу и встретишь еще каких-нибудь монстров, — заявил Натиоле, кивнув в сторону двух солдат Цорпада, которые тащились по улице им навстречу.
Пробормотав что-то в знак согласия, Стен последовал за своим другом в сторону порта, пониже натянув капюшон.
— А скажи мне, почему ты вообще еще здесь? Ты предупредил Ионну? — неожиданно поинтересовался Стен, когда его мысли наконец упорядочились и он овладел собой.