Месть троянского коня
Шрифт:
Последние слова царицы привели героя в чувство.
— И им можно войти? — спросил он, указав на своих спутников, — Эта женщина — царица амазонок Пентесилея, девочка — сестра Андромахи Авлона, ты не можешь не помнить ее, Гекуба… А воин — ахеец Терсит, но он не враг Трои, я думаю, он никого из троянцев не убивал.
— Входите все, — прежним величавым движением руки царица Трои указала на полуоткинутый полог шатра.
Они вошли.
В шатре было полутемно. Возле самого входа стояла бронзовая жаровня, в которой, ало светясь, тлели уголья. Над ней, без треножника, на каких–то палках, был укреплен небольшой чан,
Подпорки шатра были поставлены кое–как, он кривился набок, и его холщовые стенки провисали. Под обвисшими пузырями этих стенок виднелись несколько покрытых овчинами и травой постелей. На них лежали люди, видимо, раненые, но в полутьме шатра их трудно было рассмотреть.
В воздухе висел запах гари, крови, пота, каких–то трав…
Сидевший на краю одной лежанки юноша, увидав вошедших, тут же вскочил и кинулся им навстречу.
— Гектор говорил правду! — закричал он, не скрывая восторга. — Он жив, хвала богам!!! Здравствуй, Ахилл! Ты узнаешь меня?
— Я узнаю тебя, Троил… — произнес герой и, не успев опомниться, обнял подбежавшего к нему мальчика.
Троил был в одной тунике, босиком. Его левая рука выше локтя была перевязана куском холста, над правой бровью темнело пятно засохшей крови, правый глаз затек, и от него вниз по щеке тянулась ссадина.
— Да пошлют тебе боги долгую жизнь, Ахилл! — донесся из глубины шатра слабый голос. — Как хорошо, что ты вернулся…
— Кто это?
Ахилл всмотрелся, но увидел только полуобнаженное тело высокого мужчины, прикрытое до пояса овечьей шкурой, перевязанные грудь и правую руку. Голова и половина лица тоже скрывались под окровавленными повязками.
— Это второй из двоих моих уцелевших сыновей, — ответила Гекуба, — Деифоб. Только его сейчас трудно узнать. Хвала богам, сегодня он пришел в себя — а до этого утра пролежал в бреду. У него рассечены рука, лоб, раны в груди и в животе, я сама вынимала стрелы. И правая нога сломана.
— Здравствуй, Деифоб! — герой наклонился и тронул локоть раненого. — Вижу, ты хорошо дрался, и Троил тоже.
— Мы сделали, что могли… — тихо сказал молодой человек. — Но они напали ночью. Меня ранили несколько раз и под конец сбросили с внутренней стены, у ворот Афины. Больше я ничего не помню.
Еще один раненый привстал и протянул герою руку. Это был Антенор.
— А меня отпустили, — сказал он, отвечая слабым пожатием на пожатие Ахилла — Я был ранен в самом начале и очнулся на берегу, возле кораблей. Понял, что взят в плен, и хотел кинуться в воду, чтобы лучше утонуть. Но тут подошли Менелай с Одиссеем, и Одиссей напомнил Менелаю, как я когда–то пытался уговорить Приама вернуть похищенную Елену и спартанские сокровища. Тот стал было браниться и кричать, что теперь это ничего не значит… Тогда Одиссей взялся за меч. Вмешался еще кто–то из царей — я не помню, у меня от потери крови кружилась голова. В конце концов, они мне сказали, что я могу плыть с ними или остаться, по своему выбору.
— Садись, Ахилл! — Гекуба положила на освободившуюся лежанку Троила две овечьих шкуры и указала на них Пелиду и его спутникам. — Садись, Пентесилея, и ты, Терсит, если я правильно запомнила, как тебя зовут. А ты иди ко мне на колени, моя маленькая Авлона! — и царица, присев на край лежанки, подхватила девочку и прижала ее к себе.
Пришедшие сели, испытывая одинаковую безумную усталость. Ахилл, к тому же, чувствовал невероятное опустошение. Его надежда угасла, и отчаяние, глухое, черное, наваливалось с невиданой силой, лишая воли и сознания. Только взгляды этих людей, тоже все потерявших, израненных, но полных радости от того, что он жив и вернулся к ним, еще заставляли героя держать себя в руках.
Светловолосая женщина деревянной ложкой начерпала из чана и разлила в четыре чашки разного размера и разной формы — видимо, собранные на покинутом ахейском становище, — крепкий, приправленный травой бульон и молча, не поднимая глаз, раздала чашки Ахиллу и его спутникам. В бульоне плавали кусочки мяса.
— Это Троил подстрелил вчера, в роще, двух цесарок, — сказала Гекуба — А то у нас была только конина — я срезала несколько кусков с туши убитой лошади, там, возле города. Ешьте, это все, что у нас есть — хлеба мы не нашли…
— Вот, — Пентесилея достала из своей сумки две лепешки и протянула троянке. — Для раненых. Потом мы что–нибудь еще отыщем. И, прошу тебя, царица, расскажи, как это было. Я знаю — тебе трудно говорить об этом, но…
— Мне не трудно, — женщина покачала головой. — Мне уже ничего не трудно, Пентесилея. Третьего дня ахейцы, получив дань, погрузились на корабли и отплыли. Как было условлено, оставалось только несколько кораблей Менелая — он должен был наутро получить свою жену и догнать остальных в море. Приам поставил это условие, опасаясь, что если при этом будут и другие ахейцы, случайная ссора с ними может привести к новому столкновению. Это был последний день праздника, его отмечали в городе еще и как день окончания войны — ведь все верили, что она кончилась…
И вот ночью они напали. Вероятно — я уже потом это поняла — они проникли на берегу внутрь Троянского Коня, в нем еще вечером проехали в город, а потом, перебив стражу, впустили остальных. Корабли ахейцев, должно быть, стояли за мысом, и ночью их отряды незаметно приблизились к Трое. Мы ведь не ждали! Бойня была страшная и короткая — к утру они всех либо перебили, либо взяли в плен. Дворец какое–то время держался, и мой муж, царь Приам, успел надеть доспехи. Он сказал мне, что это будет его последний бой что он рад умереть не в постели от старческой немощи, а сражаясь…
Мы отступали через левую половину дворца, надеясь выбраться и убежать в верхний город, к западным воротам, чтобы попробовать уйти в горы. С нами был наш сын Полит, дочь Кассандра, двое рабов и мои рабыни. Полита почти сразу ранили, но он продолжал сражаться, защищая нас, и Приам тоже. Я не думала, что в его годы он сможет так драться! В большом зале мы оказались одни, преследователи отстали, дворец уже горел, все было в дыму. И тут появился воин огромного роста — но, кажется, совсем мальчик, в красивых доспехах базилевса, и с ним еще воины, человек семь.