Месть волчицы
Шрифт:
— Да не такой уж он и старый, — смеется немедиец. — Зря ты его так.
— А пусть не вмешивается, — зло щерится Соня. — Я бы сама разобралась с этим дерзким щенком. И нечего мне указывать, где распускать язык, а где нет!
— Ну, пожалуй, из всех нас, если кто и имеет право указывать другим, то только он. Тхеван был здесь наставником оружейного боя, еще когда мы с Севером пришли в Логово зелеными новичками. По-моему, он вообще здесь с самого первого дня,
— Ого, — это заставляет Соню переоценить расстановку сил. — Но как он оказался в одной компании вместе с этим червяком Муиром?
Тарквин
— Спросишь у него самого. Не сомневаюсь, что нам еще доведется повстречаться с ним перед поездкой.
— А ты уже знаешь, куда направят тебя?
— Нет, и никто не знает. Самое смешное, что, похоже, не знает и сама Разара.
— Как так? А кто же тогда решает? Халима?
— И не она тоже. Они не сумели подобрать лучшей кандидатуры для каждого из орденов, поскольку там слишком много неучтенных факторов. Скорее всего, все должно будет решиться с помощью рунного Оракула.
Пораженная, Соня невольно сбивается с шага. С рунным Оракулом в Логове ей приходилось встречаться до этого лишь дважды, да и то, когда дело, по счастью, не касалось ее самой.
Именно Оракул выносил приговор двоим провинившимся, которые нарушили законы Логова столь серьезно, что им грозила смертная казнь В одном случае Оракул подтвердил приговор, в другом — заменил его отъездом на север, к Лухи. Что сталось с осужденным там, не ведает никто. Но в любом случае, при одной лишь мысли о рунном Оракуле у Сони бежал по спине холодок.
— И когда же они собираются это сделать?
— Вероятно, как только будут готовы гадальные кости. Сегодня в полночь или завтра. Время, по предвестьям, самое подходящее.
В этом у Сони нет сомнений. Для гадателей время подходящее всегда, в особенности, когда они несут дурные вести…
Глава третья
Остаток этого дня и весь следующий Соня занята совсем другими делами, как нельзя более далекими от политики, в чем и черпает немалое для себя удовольствие. Она входит в царство, где безраздельно правит Олдар, старший конюший Логова. Между ней и этим седым гирканцем с лицом, иссеченным тысячью ветров, нет особой душевной привязанности, и все же пусть и неохотно, но каждый из них отдает дань уважения другому, ценя чужие способности и талант.
Олдар угрюм и неразговорчив: похоже, со своими лошадками дело ему иметь куда приятнее, чем с большинством двуногих, и он даже не пытается этого скрывать. Каждый раз, когда кто-то из обитателей Логова приходит к нему выбирать себе скакуна для очередной поездки, он смотрит на него как на личного врага, по тысяче раз предупреждая, как следует ухаживать за конем, на какие его личные склонности и особенности обратить особое внимание… И бесится, как степная лисица, если указания его не выполняются. Так что Соня, которая регулярно теряет лошадей в ходе своих вылазок, отнюдь не числится у него среди любимчиков.
Вот и сейчас он встречает ее хмурым взглядом исподлобья, не переставая стремительно ловкими пальцами перебирать упряжь. Он не полагается на глаза, когда ищет мельчайшие пороки и трещинки в коже, утверждая, что пальцы его видят вглубь, там, где обычным зрением не разглядеть ровным счетом ничего. До сих пор, кстати, чутье никогда его не подводило.
— Явилась? — хмуро бурчит он вместо приветствия.
Соня
— Доброго утра и тебе, Олдар. Всегда радостно, когда тебя встречают так пo-дружески.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — Олдар неумолим. Он явно не может простить Соне загнанную каурую кобылку. — В следующий раз вообще на порог тебя не пущу, девчонка пустоголовая. И когда только научишься с лошадьми обращаться!
Олдар, ну прости, в последний раз, честное слово, — у Сони сегодня не то настроение, чтобы собачиться еще и с гирканцем. Она по-прежнему не может отойти от словесной порки, которую устроил ей в трапезной тот незнакомец.
— Ладно, — Олдар сменяет гнев на милость, — Опять тебя демоны несут куда-то, да? Иди выбирай, чем скорее выберешь, тем скорее уберешься отсюда, глаза бы мои на тебя не глядели.
Соня входит в конюшню. Длинные ряды стойл, светлых, чистых, пахнут сеном и чуть-чуть навозом, хотя за этим помощники старшего конюшего следят строго, и он немилосердно гоняет их каждый раз, когда они чуть запаздывают с уборкой, но лошадиный запах… от него никуда не денешься, И звуки здесь тоже обычные, такие привычные, успокаивающие и родные, что совсем не хочется выходить из этого крохотного уютного мирка в мир людей. Кони всхрапывают, отгоняя мух, перетаптываются, хрупают свежей травой… В промежутках между денниками на стенах развешана упряжь, седла, изящной работы поводья, большинство из которых Олдар украшает сам. Именно из-за этого порой приходится покупать снаряжение в другом месте, едва отъехав от Логова, уж очень приметна гирканская работа…
Здесь есть пара подходящих кобылок — жеребцов Соня не признает принципиально — и помявшись немного перед стойлами, она опять выходит к Олдару.
— Поможешь выбрать?
— А сама-то что? — еще один неприязненный взгляд из-под насупленных бровей, но все же неохотно поднимается, откладывает уздечку в сторону и, отряхнув руки о штаны, вслед за Соней, тяжело ступая, идет внутрь по центральному проходу.
— Да я побоялась, не напутать бы, ведь гостей целая толпа понаехала в Логово… еще выберешь чужую лошадь, потом оправдывайся, — усмехается Соня. На самом деле, она знает, что лошадей чужаков держат в другом месте, у них особая конюшня, однако сама она истой лошадницей не была никогда, и выбор дается ей непросто, к тому же с норовом своих четвероногих питомцев Олдар знаком куда лучше, сможет посоветовать, если кобылка слишком норовистая, или, к примеру, любит вскидывать задом, или обладает еще каким скрытым пороком, который может оказаться помехой для седока. У Сони и без того проблем по горло с каждым новым заданием, чтобы еще тратить время и силы, чтобы управиться с капризной лошадью.
— Вот эту возьми, — останавливается Олдар у неприметной мышастой кобылы. Та иссиня-черным взглядом косит на подошедших людей, затем отворачивается равнодушно, продолжая мерно пережевывать сено. Клок травы торчит у нее изо рта.
— А почему не вон ту? — оборачивается Соня к стойлу напротив, где красуется изящная тонконогая лошадка поразительной масти. Шкура у нее желтая, словно янтарь, а грива и хвост ослепительно-белые. Пожалуй, слишком приметная красотка, но есть в ней что-то такое, что невольно притягивает взгляд Сони.