Месть
Шрифт:
— Не надо больше ничего говорить. — Он дотронулся до ее плеча и сразу же убрал руку. — Я понял тебя. Ты будешь говорить мне только то, что захочешь сама. Я больше не стану возвращаться к этой теме. И давай пообедаем сегодня вместе.
Лили глубоко вздохнула, собираясь отказаться, но в этот момент вспомнила, что у Шейны сегодня тренировка по софтболу и она снова весь вечер будет дома одна. Может быть, она успеет отвезти Шейну к психологу после тренировки, а оттуда ее заберет Джон?
— Я отвечу тебе попозже. Но, может быть, нам удастся пообедать, — произнесла она. — Мне очень стыдно за прошлую встречу.
Вместо того
— В том, что произошло в прошлый раз, была моя вина, Лили. Я был совершенно глух и непонятлив. После того, как ты ушла, я почувствовал себя последней скотиной.
Она попыталась напрячь память и воскресить свои впечатления и чувства, которые она испытала в их первое свидание и на следующий день в служебном кабинете. Сейчас все это казалось ей сценами из какой-то другой, нереальной и давно прошедшей жизни, возврата в которую нет.
— Я позвоню тебе позже, — сказала она мягко.
Он наклонился, чтобы подобрать с пола папки, а она, набрав телефон Батлера, решила заняться организацией наблюдения за Мэнни Эрнандесом. Ричард подошел к ней сзади и дотронулся до ее шеи, по позвоночнику Лили от этого прикосновения пробежал холодок.
После того, как она уговорила Батлера позвонить в управление полиции Окснарда и оказать необходимое давление, она стала разыскивать по телефону Марджи Томас. Ей сообщили, что следователь выехала на место происшествия. Психолог, однако, оказалась у телефона и согласилась принять Шейну в восемь часов. После тренировки Шейну заберет отец, у них останется время перекусить, а она освободится и сможет пообедать с Ричардом.
— А вы сами не собираетесь прийти? — спросила она Лили.
— Я же приезжала с Шейной на прошлой неделе, — ответила она.
— Я имею в виду, что мне хотелось бы поработать и с вами. Я хочу, чтобы вы справились с последствиями душевной травмы. Вы нуждаетесь в этом не меньше, чем ваша дочь.
Лили прекрасно знала, что никогда не сможет сесть перед этой женщиной и излить ей свою душу. В ее душе было слишком много такого, что она никогда не сможет обсудить с кем бы то ни было. Она вспомнила эту почти девочку в туфлях на низком каблуке и белых носочках, и ей показалось, что она будет рассказывать свои темные тайны одной из сверстниц Шейны.
— Вы знаете, я сейчас больше обеспокоена состоянием дочери, а на сеансы психотерапии для себя у меня просто не хватает времени.
Психолог хмыкнула с такой интонацией, словно она каждый день по телефону выслушивает подобную ересь. Лили продолжала:
— Я хочу, чтобы вы выяснили у нее, почему она вдруг решила поменять школу и переехать из нашего дома в другой вместе со мной. Для меня лично такой поворот дела решит массу проблем. — Лили поняла, что это прозвучало эгоцентрично, и поправилась. — Я хочу сказать, что мы с мужем собираемся развестись, и я вернулась в наш дом только из-за изнасилования. Я хочу быть рядом с Шейной и разъехаться с мужем. Но я не хочу побуждать свою дочь к действиям, которые могут ей навредить.
— Как известно, у палки два конца, — ответила женщина. — Оставаться в доме, где родители живут вместе только потому, что так надо ей, Шейне, в особенности учитывая происшедшую драму, само по себе создает нездоровую обстановку. С другой стороны, радикальная смена обстановки — то есть
— Понятно, — сказала Лили. Она ожидала именно такого ответа — ох уж эти уклончивые люди! — Но вы можете, по крайней мере, выяснить, почему она намерена перейти в другую школу? И постарайтесь разузнать, действительно ли она хочет жить со мной.
— Конечно, — заверила женщина. Ее голос был тверд. — Миссис Форрестер, я понимаю, что как окружной прокурор вы привыкли получать информацию по первому требованию, но разговоры, которые я веду с вашей дочерью, сугубо конфиденциальны. Я очень признательна вам за любую информацию, но я не могу передавать вам содержание того, что доверяет мне ваша дочь.
Лили почувствовала, как мускулы ее лица начали непроизвольно дергаться. Еще немного и она потеряет самообладание.
— Мы сейчас говорим о моей дочери, — она подчеркнула слова «о моей дочери», — и все это очень серьезно. Так что, или вы поможете мне, или я буду искать другого врача.
В этот момент в кабинет вошла секретарь Лили Джен. Лили раздраженно махнула рукой, и бедная девушка поспешно ретировалась. Лили на своем крутящемся стуле повернулась лицом к стене.
— Вы зря так волнуетесь, у вас нет для этого никаких причин, — умиротворяющим тоном проговорила доктор Линдстром. — Я же не сказала, что отказываюсь обсуждать с ней эти проблемы. Я обязательно это сделаю, просто не могу передавать вам всю информацию. — Она помолчала. — Все, что вам надо сделать, это самой обсудить с ней этот вопрос. Мне кажется, именно теперь она близка вам, как никогда. Самый большой подарок, который вы можете ей сейчас преподнести — это найти хорошего психотерапевта для самой себя. Может быть, преждевременно об этом говорить, но я чувствую, что она хорошо справляется со свалившимся на нее несчастьем.
— Еще одна причина, по которой я вам звоню, заключается в том, что Шейна на предъявленных ей фотографиях опознала одного человека, которого она считает насильником. Я думаю, она ошиблась и, когда увидит его воочию, согласится со мной. Но мне кажется, что вам стоит обсудить с ней эту возможность.
— Конечно, — ответила доктор Линдстром и добавила: — Прежде, чем мы закончим, я бы хотела дать вам телефон группы, о которой говорила — о группе переживших инцест. Вот этот телефон.
Лили чертила круги в треугольниках на лежащей на столе бумаге и машинально записала телефонный номер, а рядом, мелкими, едва различимыми буквами написала слово «инцест».
— Возможно, там мы с вами и увидимся. Мы встречаемся каждый четверг.
— Так вы ведете занятия в этой группе? — спросила Лили едва слышным голосом.
— Нет, Лили, я член этой группы. Я в свое время тоже пережила инцест. Мне следовало бы сказать вам об этом в нашу первую встречу, так что вы не одиноки.
Потом позвонила Марджи Томас и сообщила, что опознание планируется провести завтра в пять тридцать. Когда Лили стала расспрашивать ее о подозреваемом, та уклонилась от ответа и не выдала никакой информации. Лили внезапно ощутила, как именно она выглядит со стороны — она была жертвой. Перед своим мысленным взором она увидела длинную вереницу женщин, все они были скованы между собой длинной стальной цепью, как захваченные в военном походе пленники, все эти женщины медленно шли, меся ногами непролазную грязь, согнувшись под тяжестью своего прошлого.