Месть
Шрифт:
— Видишь, сейчас я пытаюсь выявить похожие номера. Дело в том, что многие люди плохо умеют читать цифры или страдают расстройствами зрения, о которых и сами не подозревают.
Она проиллюстрировала свою мысль, написав на листе бумаги цифру 3 и превратив ее в восьмерку.
— Точно так же букву В можно издали принять за цифру 8.
— Мелисса, куколка моя, — проговорил он, — сколько раз могу я повторять тебе, что ты самое лучшее в мире создание? Если только ты немного прибавишь в весе, ты легко сдашь свой следующий экзамен. Из тебя выйдет прекрасный полицейский.
Она опустила глаза, и в этот момент у нее начался приступ сильнейшего
— Когда я найду что-нибудь интересное, то сообщу.
Выходя, он оглянулся. Она вернулась к столу, и, сидя на своей подушке, уже успела прикурить новую сигарету от зажигалки, зажатой в мозолистых пальцах. Облокотившись локтями на стол, она снова склонилась над бумагами, лежавшими перед ней.
Он позвонил по селектору полицейскому, который висел на хвосте у Мэнни Эрнандеса, но узнал только, что Мэнни целый день просидел дома и высунул нос на улицу только один раз, — он сел в машину и съездил в универсам, откуда вышел с пакетом провизии. На сумочке не были найдены отпечатки его пальцев, если бы их нашли, Мэнни находился бы уже под стражей, а не болтался по дому, нанюхавшись наркотиков. Он даже не знает пока, что его брат виновен в убийстве, но сегодня он об этом узнает и ему сразу станет жарко сидеть дома, подумал Каннингхэм. Настолько жарко, что он не усидит дома и сделает какую-нибудь опрометчивую глупость.
Уточнив с капитаном содержание своего пресс-релиза, Каннингхэм удобно устроился в кресле, положив ноги на стол и ожидая, когда позвонят из охраны и сообщат, что приехали телевизионщики. На коленях у него лежал фоторобот, изготовленный на основании показаний Мэнни. Он смотрел на рисунок, потом переводил взгляд на подтеки на потолке, потом снова принимался разглядывать рисунок. Обычно эти портреты были далеки от совершенства и выглядели не вполне реальными, но тот, который он держал сейчас перед глазами, заслуживал всяческих похвал. Портрет напоминал ему эскизы, которые выполняли со слов людей, утверждавших, что они встречались с инопланетянами. Рисунок изображал персонаж какого-то искаженного сновидения.
«Черт, — подумал он, сбросив ноги на пол, — возможно, этот мелкорослый ублюдок все уже давно обдумал. Вероятно, он был знаком с убийцей и готовил свою месть». Каннингхэм бросил лист бумаги на стол и поспешил в туалет, чтобы причесаться и поправить галстук перед приездом людей с канала новостей. На нем был надет коричневый пиджак, который он приберегал для судебных слушаний, и сейчас он, повернувшись перед зеркалом в профиль, решал, с какой стороны выглядит наиболее эффектно. Слава Богу, думал он, что снимать его будут сидящим за столом и в кадр не попадут поношенные ботинки. Он не смог надеть свои надежные коричневые туфли, потому что Шэрон выбросила их на прошлой неделе.
Вернувшись на место, он спрятал с глаз долой лучшую из трех фотографий, которые дала ему сестра убитой. На ней она была изображена со своим ребенком. Снимок сделан около четырех лет назад. На фотографии Патриция выглядела почти хорошенькой, она прижалась щекой к щеке дочки, обе счастливо улыбались. Да, подумал он, в то время она была фунтов на пятьдесят полегче. Он обещал сестре, что в своем пресс-релизе не скажет ни слова о том, что Патриция занималась проституцией. Это было самое малое, что они могли сделать для убитой и ее маленькой дочки.
Телевизионные съемки прошли вполне удачно. Каннингхэм говорил без
— Угадай, что я сейчас делаю? — спросила она каким-то смазанным и не вполне внятным голосом.
— Даже не догадываюсь, дорогая, — ответил он. — Сделай мне такую милость, скажи сама. — Держа трубку около уха, он продолжал просматривать папки, решая, производство каких дел следует приостановить, а какие оставить, в надежде, что сохранилась хоть какая-то надежда их распутать.
— Я накурилась наркотиков, — хихикала Шэрон.
Каннингхэм судорожно оглянулся по сторонам и плотнее прижал трубку к уху.
— Какого хера ты болтаешь? Боже мой, дура, ты соображаешь, что звонишь в полицейский участок. Не смей даже заикаться об этих вещах.
— Однако было же когда-то такое время, что я не была женой копа, помнишь? Я тогда училась в колледже и иногда немного озорничала. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Шэрон, — рявкнул он, — ты что там, совсем сбрендила?
— Просто я нашла сигаретку в ящике стола твоего старшего сына и решила ее выкурить и посмотреть, что из этого получится. Знаешь, это оказалась травка, и даже вполне приличная.
— Что за гребаные шутки? Это не смешно, Шэрон. Ты нашла у Томми марихуану? — Последние слова фразы он едва слышно прошептал, оглядываясь по сторонам, — не слышит ли его кто-нибудь. За дальним столом сидел еще один следователь, но он в этот момент разговаривал по телефону и находился слишком далеко, чтобы что-нибудь услышать.
— Точно, похоже, что это так. Всего одна затяжка, и я упала с копыт. Может быть, ты приедешь, и мы продолжим то, что начали сегодня утром?
Внезапно он страшно разозлился. Ему стало душно, и он расслабил узел галстука.
— Вот что, — проговорил он, — мы возвращаемся в Омаху. Я так и знал, что именно так все кончится, что рано или поздно это произойдет. Весь этот городишко — не что иное, как одна вонючая помойка.
— Успокойся, папочка, не так уж все и страшно. Я имею в виду, оттого, что он один раз попробовал травки, он не станет завтра колоть себе наркотики в вену, не сядет на иглу. Мальчик уже большой и просто хочет испытать сильное ощущение.