Место, где все заканчивается
Шрифт:
Корсак почувствовал, что лед между ними слегка подтаял. Он хотел закрепить успех с помощью одной забавной истории про пешехода, сбитого автомобилистом, которая пришла ему на ум, но в эту секунду из-за стены донесся шум и чей-то надсадный голос прокричал:
– Марго! Маргоша, ты здесь?
Лицо Князевой вновь стало строгим и непроницаемым.
– Это мой больной отец, – сказала она. – Допивайте чай, а я сейчас вернусь.
Она встала из-за стола – стройная, худощавая, прямая как палка, черноволосая и одетая в черное – и быстро покинула кухню.
Как только
– Слушаю вас, – пробасил Толя Волохов.
– Толя, это Глеб Корсак.
– Глеб, ты…
– Есть какие-нибудь новости по нашему делу?
– Глеб, ты рехнулся?! Я не должен это с тобой обсуждать. Ты подозреваемый и к тому же…
– Но ты ведь не веришь в мою вину?
– Нет, но…
– Толя, у меня мало времени! Если есть какие-нибудь новости – расскажи мне!
Несколько секунд Волохов колебался, затем сказал:
– Ладно, черт с тобой! Мы вышли на след убийцы. Нашли один отпечаток и пробили его по нашей базе.
– Дальше, – поторопил Глеб.
– Его зовут Юрий Коренев. Проходил в девяностых годах по одному делу.
– Вы его уже взяли?
– Это невозможно, – выдохнул Толя.
– Почему?
– Потому, что Юрий Коренев умер! Несколько лет тому назад.
У Глеба пересохли губы.
– Выходит, мы имеем дело с мертвецом?!
– Выходит, так. Где ты сейчас, Глеб? Мы должны…
– Я тебе перезвоню!
Корсак отключил телефон и сунул его в карман. Поднялся на ноги (едва не вскрикнув от боли в бедре, о которой он почти забыл) и, прихрамывая, заковылял за Маргаритой.
Он прошел по коридору мимо туалета и ванной комнаты, свернул в гостиную, освещенную тусклыми лампочками подсветки, встроенными в посудный шкаф.
Дверь на другом конце комнаты была приоткрыта, оттуда лился желтый электрический свет. Глеб двинулся к ней, оглядывая по пути стены. Вдоль левой стены тянулись застекленные стеллажи, и Глеб увидел на них пластиковые и гипсовые головы, на некоторые из которых были надеты силиконовые маски – настолько похожие на человеческие лица, что по спине Глеба пробежала холодная волна.
Он приблизился к двери и увидел в проеме старика в инвалидном кресле. Маргарита Игоревна одной рукой поправляла плед, лежавший у него на коленях, а другой держала у его губ стакан с водой.
Старик отвел от губ стакан морщинистой рукой, повернул седую голову и взглянул на Глеба. Мясистый лоб старика был рассечен надвое огромным шрамом. Шрам переходил на верхнее веко и упирался в бельмо на глазу.
– Кого ты привела? – произнес он скрипучим голосом.
Князева оглянулась, увидела Глеба и злобно нахмурилась:
– Это просто знакомый. Отдыхай, тебе не о чем волноваться.
– Кто он?! – хрипло каркнул старик.
– Никто. Я его сейчас выпровожу.
Она поставила стакан на стол, шагнула к двери, вытолкнула Глеба в гостиную и взволнованно произнесла:
– Выйдите отсюда. Выйдите, прошу вас!
Глеб
– Зачем вы сюда пришли?
– Хотел помочь…
– Помочь?!
– Простите, я сглупил. Послушайте, эти маски на стеллажах… Откуда они?
– Эти маски – моя работа. Я пластический гример.
– Никогда не слышал о такой профессии.
– Теперь услышали. Вам пора уходить.
– Да. Конечно.
– Я провожу вас до двери! Идемте!
Глебу не оставалось ничего иного, как повиноваться.
Как только дверь за спиной Корсака захлопнулась, боль тут же пронзительно заявила о своих правах. Левое бедро Глеба словно стянуло судорогой. Кроме того, болели плечи и спина. Болело и ныло вообще все тело.
Корсак прижался спиной к двери, чтобы перевести дух. Неясно, какие неведомые поля и невидимые нити связывают людей, но Глеб вдруг со всей отчетливостью ощутил, что там, с той стороны, эта странная женщина тоже стоит, прижавшись спиной к двери. Он представил себе ее бледное запрокинутое лицо, болезненный изгиб мимических морщинок, тоску, застывшую в ее черных глазах…
Глеб качнул головой, прогоняя наваждение. В конце концов, он так ничего толком и не смог выяснить. А вдруг он ошибся? Вдруг Маргарита не имеет никакого отношения к Лицедею?
Скорее всего, так и есть.
Испытывая досаду и злость на самого себя, Глеб выпрямился и зашагал к лифту.
…Выходя из подъезда, он столкнулся с каким-то человеком.
– Простите, – машинально сказал Глеб.
– Ничего страшного, – так же машинально отозвался человек.
Глеб двинулся было к тротуару, но вдруг остановился и замер на месте. Он понял, что человек у него за спиной тоже замер. Сердце Глеба учащенно забилось, он медленно оглянулся, и тот, второй, тоже оглянулся. Взгляды их встретились, напряженный взгляд Глеба и изумленный – человека в сером плаще. Пару секунд они молча разглядывали друг друга, потом незнакомец разомкнул губы и тихо произнес:
– Корсак!..
Глава 5
Лицедей
С детства отец внушал ему, что можно и чего нельзя: иногда с помощью лекции, чаще – когда отец бывал под хмельком – с помощью ремня или крепкого ивового прута. Со временем физическая боль стала для маленького Юры Коренева не только самым убедительным аргументом, но и абсолютным критерием удовольствия. В том смысле, что удовольствие всегда сменяется болью, и чем сильнее боль, тем выше был градус удовольствия.
Боли стало еще больше, когда отец отдал его в музыкальную школу. Нет, в игре на скрипке не было ничего неприятного, она даже приносила Юре удовольствие. Но удовольствие исчезало начисто, когда в комнату, где он репетировал, входил отец. Входил и садился в кресло. Это у него называлось «приобщиться к прекрасному».
Пока мальчик играл, пока он водил смычком по струнам, отец его не трогал. Но потом начиналась буря. У Юры до сих пор звучал в голове нечеткий от количества выпитого голос осоловевшего отца: