Место под солнцем

Марклунд Лиза

– Ты уверена? – спросила Анника.

– Многие утверждают, что этими автобусами спасали людей и других национальностей, но это украшательская ложь. Единственными немцами, попадавшими в белые автобусы, были умирающие узники, которых перевозили в другие лагеря. Они практически все умерли.

Анника посмотрела на кроны берез. Собственно, ничего удивительного в этом не было. В этой семье вообще не было ничего нормального и здорового.

– Почему ты спросила? – поинтересовалась Берит.

– Расскажу позже. Я приеду в редакцию через несколько часов.

Она

вошла в здание, тщательно вытерла ноги, прежде чем пройти в вестибюль.

Под потолком вестибюля висели лампы дневного света, отражавшиеся в линолеуме пола. На оштукатуренных стенах висело несколько абстрактных картин. Пахло дезинфицирующими средствами.

Анника остановилась в дверях и прислушалась.

В вестибюле начинались два коридора: один шел прямо, другой – направо. Людей видно не было, но откуда-то доносился гомон. Слева располагалась столовая. Дверь ее была полуоткрыта. Она зашла туда. При ее появлении две женщины лет пятидесяти, как по сигналу, обернулись, резко прекратив разговор.

– Здравствуйте, – приветствовала их Анника. – Я хотел бы навестить Ханнелору Линдхольм. В какой комнате она проживает?

Женщины переглянулись и о чем-то пошептались. После этого одна из них направилась на кухню, а вторая подошла к Аннике.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, – представилась она, протянула женщине руку и улыбнулась. – Я знакома с Юлией и Александром. Юлия рассказала мне, что Ханнелора была у них на Бондегатан перед праздником и…

– Я знаю, кто ты, – сказала женщина. – Меня зовут Барбро, я руководитель этого учреждения. Мы здесь в Рамсмуре читаем газеты. Я знаю, что это ты спасла Александра.

Женщина помолчала, еще на шаг приблизилась к Аннике и с любопытством на нее посмотрела. Верхняя губа у нее была красная, как будто она была простужена и часто сморкалась.

– Ты напишешь письмо в газету?

Для большинства людей между газетными текстами нет вообще никакой разницы, они не отличают интервью от длинных репортажей, новостные статьи от хроники, заметки от обсуждений и анонсов. Для очень многих, включая и Барбро, любой газетный текст – это «письмо».

– Нет, – ответила Анника. – Я не буду ничего писать в газету. Я просто встречусь с Ханнелорой и поболтаю с ней.

– О чем?

Анника поправила сумку на плече.

– Я должна в этом перед тобой отчитываться?

Барбро заметно покраснела.

– Иди за мной. – Она указала дорогу и, повернувшись на каблуках, пошла вперед.

Анника пересекла вестибюль и вошла в один из коридоров, следуя за Барбро, которая энергично стучала каблуками при каждом шаге. Аннике показалось, что дама вот-вот вывихнет себе ногу.

– Престарелые пациенты Рамсмуры – это особые постояльцы. Все они очень разные, – сказала Барбро, обернувшись. – Всего у нас здесь сорок восемь квартир. Мы создаем для пациентов по возможности уютные, домашние условия. У нас есть больница, отдел обслуживания и отделение для слабоумных. Туда мы сейчас и направляемся.

Стены были выкрашены в розовый цвет. Одна из стен была разделена пополам полосой

из темных роз. Через несколько метров перед ними открылся другой коридор, несколько шире первого. Пол был целиком покрыт мягким ковром. Кресла и столики стояли вдоль стены на некотором расстоянии от нее. В противоположной стене был ряд дверей. Одни из них были открыты, другие заперты.

– Значит, Ханнелора Линдхольм считается слабоумной?

– Я не обсуждаю диагнозы наших постояльцев, – сказала Барбро, остановившись у одной из закрытых дверей и постучав. Не дождавшись ответа, она распахнула дверь и вошла. – Ханнелора, – произнесла она громко, как будто старуха была тугоухой. – К тебе пришли.

Барбро жестом пригласила Аннику войти. Сама она осталась стоять у входа, опираясь рукой о косяк.

– Спасибо, – сказала Анника, – дальше я разберусь сама.

Барбро помедлила, потом повернулась и ушла, закрыв за собой дверь.

Анника осталась стоять спиной к закрытой двери. Справа была ванная, слева небольшая кухонька. Вся квартира состояла из одной-единственной комнаты, в которой было слишком много мебели. Мягкая, обитая кожей мебель, небольшой письменный стол, книжные полки. Узкая кровать упиралась изножьем в мини-кухню. Мебель выглядела голой и неуместной на светло-желтом линолеуме. Пахло пылью и полиролью.

Женщина с длинными седыми волосами стояла у окна и сжимала пальцами костыль. Кажется, она не заметила прихода Анники.

Та громко откашлялась.

Никакой реакции.

– Госпожа Линдхольм? – громко произнесла Анника. – Ханнелора? Меня зовут Анника Бенгтзон. Я приехала поговорить с тобой.

Женщина обернулась и бросила на Аннику короткий удивленный взгляд.

– Чего тебе здесь нужно? – спросила она совершенно нормальным тоном и снова повернулась к горшку с геранью.

– Я хочу поговорить с тобой об Астрид и Сив, – объяснила Анника.

Руки женщины заметно дрогнули. Она обернулась. Анника заметила, что в руке женщина сжимает коричневые листки герани. Она окинула комнату рассеянным взглядом. Женщина была поразительно красива.

– Астрид здесь? – спросила она.

Женщина говорила без малейшего немецкого акцента. У нее был сёрмланский выговор, как у Анники.

– Нет, – сказала Анника, – Астрид здесь сейчас нет. Может быть, мы присядем?

Ханнелора Линдхольм помедлила.

– Мне надо сначала выбросить этот мусор, – сказала она и пошла на кухоньку в углу комнаты.

Анника сняла куртку, положила ее и сумку на пол возле двери, а потом села в кресло.

– Когда придет Астрид? – спросила старуха и с надеждой вперила в Аннику взгляд.

– Астрид сюда никогда не придет, – сказала Анника и откинулась на спинку кресла. – Лучше расскажи мне что-нибудь о ней.

– Где она?

Анника внимательно посмотрела на сидевшую против нее женщину. Она была высокая и худая. Спина согнулась под бременем лет, но плечи остались прямыми. Волосы были хорошо вымыты и аккуратно расчесаны. У старухи были яркоголубые глаза, удивленные, как у фарфоровой куклы. На щеках играл старческий румянец.