Место полного исчезновения: Эндекит
Шрифт:
Болезненный вид авторитета никого не обманывал: землистый цвет лица был вызван долгими скитаниями по камерам, баракам и БУРам, как вор в законе, он, естественно, не работал никогда, но в связи с новыми правилами его теперь зачислили в бригаду швейников, где за него давала план вся бригада, по принципу «за себя и за того парня».
— Образованием юридическим приглянулся, — ответил спокойно Игорь. — Знаю некоторые юридические тонкости.
Беспокойство в глазах Пана пропало сразу, как только он вспомнил об образовании Игоря.
Но авторитет все еще смотрел недоверчиво.
— А
— Даже посмеялся, когда я ему твердо заявил, что стучать не буду! — сказал Игорь. — «Кому, — говорит, — ты нужен? Мне фраера не нужны!»
— Ничего себе «фраер»! — удивленно протянул авторитет. — «Дури» взяли на «лимон» баксов, строгача влепили, да еще в признании отказывают.
И он засмеялся. Тут же его смех был угодливо подхвачен «кентами» и «шестерками».
Игорь нахмурился:
— Меня подставили! — сказал он угрюмо. — Я и не знал, что передавал. Эти козлы не захотели упускать случая раздуть дело и получить лишнюю звездочку.
— О, как тебя уже образовали! — насмешливо протянул авторитет. — Я, «фраерок», было подумал, что ты в авторитеты полезешь, а ты решил косить под мужика.
Он внимательно всмотрелся в Игоря, затем протянул ему вялую руку.
— Для ментов — Беднаркин Андрей! — представился он. — А для тебя — Полковник. Усек?
— Усек! — подтвердил Игорь.
— Ты, парень, вроде ничего! — решил Полковник. — Поглядим на твое поведение. Но запомни одно: в бараке хозяин — я! Шустри в «крикушнике». Но будешь «сучить», вычислим и зарежем. Ты не бойся, — пошутил он почти что голосом Джигарханяна, — «мы тебя не больно зарежем, чик, и ты на том свете».
— А я и не боюсь! — улыбнулся Игорь. — Лезть ни во что не собираюсь, буду тянуть срок, как могу, но в сексоты не пойду.
— Не ходи! — одобрил Полковник. — Никуда не ходи. Первый в зоне бунт, и всех «сук» на куски порвут. Ты молодой, здоровый. Пересидишь, выйдешь, учиться пойдешь.
И Полковник величественно, сопровождаемый своими двумя здоровенными охранниками, двинулся на выход.
У двери он задержался и неожиданно для всех обратился к Павлову:
— Слушай, Доцент! Объясни с биологической точки зрения: почему я так часто срать бегаю?
— Это надо объяснять с медицинской точки зрения! — обрадовался Павлов.
Он решил блеснуть и своими медицинскими познаниями, но Полковник уже потерял к нему интерес и не торопливо двинулся вон из барака.
Павлов так и остался сидеть с раскрытым ртом, озадаченный таким странным отношением к себе.
Моня расхохотался, глядя на недоуменное выражение лица Павлова.
— Вот тебе еще один пример, как люди любят слушать правду о себе! — заявил он. — До и что ты можешь сказать о его болезни. Надо же анализы провести…
— Можно предположить ахилию желудка, — возразил Павлов, — врожденную слабость секреторного аппарата желудка…
Павел Горбань злобно прервал его:
— Глохни, Доцент! Без тебя тошно! Надоел.
Физиологические потребности и Игоря погнали в туалет, но он не стал спрашивать у Павлова совета, у него все было в порядке.
Но на полпути его остановил подручный авторитета.
— Погодь, Студент! — предупредительно выставил он ладонь перед Игорем. — Полковник любит думать в полном одиночестве. Терпи, коза, а то мамой будешь! — прибавил он со смешком.
Ничего не оставалось, как стоять и ждать. Но подручный был малым добрым, достал пачку «Кэмела» и щедро протянул Игорю.
— Не курю! — отказался Игорь.
Подручный равнодушно спрятал сигареты, оставив себе одну, и заметил так же равнодушно:
— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Впрочем, — добавил он, — многим из нас не дожить до старости.
«Лет до ста расти нам без старости…» — вспомнилось Игорю.
Но он постарался промолчать. Приняв за правило не встревать ни в какие конфликты, он стал немедленно придерживаться собственных правил.
Подручному Полковника стало скучно курить молча, и он опять попытался затеять разговор с Игорем.
— Если бы у меня было «дури» на «лимон», — протянул он мечтательно, — слинял бы я за бугор, и никто бы меня там не нашел.
— По какой линии слинял бы? — насмешливо спросил Игорь.
Подручный Полковника носил звучную кличку Лом, которая на самом-то деле была всего-навсего сокращением его фамилии Ломов. Но его габариты и мощные физические данные в сочетании с фантастической преданностью Полковнику плюс некоторая прямолинейность соответствовали кличке. Одним словом — Лом.
— Не выступай, пацан! — сказал он угрожающе. — Я хотел и Лом, но не дуб. Думаешь, границы так охраняют, что не пройти — не проехать? Из такой дыры, как наша, бегут, а уж найти на границе того, кто берет на «лапу», легче легкого.
— Видел я сегодня одного беглеца! — со значением протянул Игорь. — Как ему Шельма яйца рвала. А «хозяин» после «штопки» велел в бабу превратить.
— В бабу можно превратить и с неоторванными яйцами! — тоже со значением сказал Лом. — Завтра Полковник взойдет на новенького.
Игорь сразу же вспомнил хихиканье Пана, его путаный рассказ о визите в баню и понял, что Горбань находится в большой опасности, вернее, его зад и положение в уголовной иерархии, его собираются «опустить». Но ни стремления предупредить, ни уж тем более желания защитить у него не возникло. У него всегда было к насильникам брезгливое чувство, хотя умом он понимал, что виновных среди них, действительно, всего процентов тридцать. Он и сам при неудачном стечении обстоятельств, захоти какая-нибудь из пассий заложить его в милицию, долго бы доказывал, что он не верблюд, и неизвестно еще, удалось бы ему доказать это или нет, и он мог оказаться в положении Горбаня, но все же побороть в себе это брезгливое чувство не мог. Представив себе, что он почувствовал бы, застав свою несовершеннолетнюю дочь в постели, Игорь не поручился бы, что не поступил бы точно так же, как отец несовершеннолетней любовницы Горбаня.