Место встречи изменить нельзя (сборник)

Вайнер Георгий Александрович

– Представление, говоришь? Ну-ну… – Он раскрыл лежащие на столе документы Фокса, постучал по ним пальцем: – Твои?

– Мои… – вежливо ответил Фокс и, не поднимая голоса, пообещал: – Вам еще придется, гражданин, доставить мне их по месту жительства… в зубах… с поджатыми лапками… – И широко улыбнулся, показав ослепительные крупные зубы с заметным промежутком между передними резцами.

– Ух ты! – фыркнул Жеглов, тоже расплываясь в милой, добродушной улыбке. – В зубах? Эко ты, брат, загнул… да-а… – Он повернулся ко мне, кивнул на

Фокса: – Нахал парень, а, Шарапов? Тебе небось таких еще видеть не приводилось?

Я помотал головой, а Жеглов заговорил тихо, совсем тихо, но в голосе его было такое ужасное обещание, что даже мне не по себе стало, а уж Фоксу, надо полагать, и подавно.

– Значитца, так, Шарапов, – сказал Глеб Жеглов. – Этот – добыча твоя. Твоя, и не спорь. Посему отдаю тебе его на поток и разграбление. Делай с ним что хочешь, веревки из него вей – разрешаю. Мордуй его, обижай и огорчай сколько влезет, потому что он сам душегуб, ни совести в нем, ни сердца, ни жалости. Дави его, Шарапов, в Бога, в мать и святых апостолов, пусть от него, гада, мокрое место останется… Пошли, орлы!

И он поднялся, за ним пошли наши ребята, но в дверях, около Фокса, Глеб остановился и сказал ему:

– Одна у тебя на этом свете надежда осталась – Шарапов за тебя заступится. Но для этого надо очень сильно постараться. Понял, бандит? – И, не дожидаясь ответа, вышел.

Фокс посмотрел ему вслед, покачал головой и спросил:

– Он что, псих?

– Нет, – ответил я коротко, глядя на его руки – сильные, красивые, смирно лежащие на коленях, с длинными холеными ногтями на мизинцах, – и думая о том, что же он успел ими натворить в своей жизни.

А Фокс, будто догадавшись, сказал доверительно:

– На руки мои смотрите? Руки артиста!.. К сожалению, жизнь моя пошла по другому пути…

Манжета на правом рукаве его рубашки была разорвана, и я увидел начало татуировки. Я подошел, довольно бесцеремонно завернул рукав и прочитал наколку: «Кто не был – побудет, а был – не забудет».

Фокс улыбнулся и пояснил:

– Ошибки молодости. Пришлось побывать и запомнить навсегда. Чтобы не повторять…

– Вы работаете? – спросил я хмуро.

– Конечно, – живо отозвался он. – Как говорится, кто не работает, тот не пьет… Я снабженец на сатураторной базе.

– А в свободное от снабжения время?

– Буду с вами совершенно откровенен – я играю. На бильярде, в карты, в «железку» – все равно, лишь бы играть. Иногда это мне дорого обходится, но… страсти бушуют! Лишь бы не связываться с Уголовным кодексом – ибо я честный человек, даже не по воспитанию, а по рождению! И теперь это неожиданное задержание! Помилуйте, что же это такое делается?!

Я как можно спокойнее спросил:

– А зачем же вы стекло в «Савое» выбили? От нас зачем убегали?

Он поморщился, как от горькой пилюли:

– Избыток впечатлительности, черт знает что! Мне показалось, что ваш приятель – или начальник, бог его ведает, ну, в общем, он внешне

очень похож на одного головореза, которому я, к несчастью, проигрался в карты. Он предупредил, что, если я не отдам долга, он меня зарежет – подумать только! – Фокс закурил, пустил в потолок замысловатую струю дыма, закончил: – Когда я вашу компанию увидел, до ужаса, до беспамятства перепугался и стал спасаться любой ценой… Я, конечно, готов уплатить за витрину ресторана и принести свои извинения Марианне, но… ваш начальник что-то такое, простите, нес, что в голове не укладывается, – это насчет того, что я душегуб, что вы меня раздавите, и так далее. Здесь хоть и МУР, но все-таки учреждение, а не малина. Я хотел бы знать, что он имел в виду…

Зазвонил телефон. Эксперт научно-технического отдела Сапожников быстренько сверил свежую дактилограмму Фокса с контрольными материалами и теперь спешил выложить мне ворох новостей: отпечаток на бутылке «Кюрдамира» соответствовал безымянному пальцу левой руки Фокса; отпечатки на карасе-ломике, который мы нашли в ограбленном магазине, – оставил он же, только правой рукой. Фокс что-то говорил мне, но я его почти не слушал, только прикидывал, что еще надо для формы проверить, – по сути, картина была мне уже ясна.

Пришел эксперт Родионов. Он принес в фаянсовой баночке какое-то вязкое вещество розового цвета, стеклянными палочками ловко извлек катышек вроде небольшой картошины и вопросительно посмотрел на меня.

– Что надо делать? – спросил я.

С опаской поглядывая на Фокса, Родионов сказал:

– Пусть он откусит половину массы…

Фокс гордо воздел плечи:

– Это еще что такое?

Эксперт заверил:

– Да вы не беспокойтесь, это безвредно…

– Кому безвредно, а мне, может быть, вредно, – сказал Фокс сварливо.

– Да бросьте выламываться, Фокс, – сказал я ему. – Если вы честный человек, как утверждаете, вы охотно подвергнетесь проверке, так ведь?

Фокс, видимо, не совсем понимал значение опыта, который мы производили, но и роль портить не хотел, поэтому небрежно взял «картошину» и с гримасой отвращения перекусил ее, вытолкнув изо рта остаток массы на стол. Родионов поколдовал немного над ней и спустя две-три минуты подозвал меня; на столе рядом с контрольным образцом лежал гипсовый оттиск откуса от шоколада из квартиры Ларисы Груздевой.

– Он самый, вот поглядите… – сказал Родионов, но я уже и без него видел, что следы зубов одинаковые: щель между передними резцами, поворот их по сравнению с остальными зубами, размер.

Я похлопал эксперта по плечу, мы поулыбались друг другу, и он ушел, а я стал рассматривать сберегательную книжку Фокса. Двести шестьдесят семь тысяч рублей на ней было! И я сказал:

– Четверть миллиона с гаком… М-да-а… Это все с базы сатураторной… или из бильярдной, а?

Фокс поерзал немного или сделал вид, что поерзал, открыто, по своему обыкновению, улыбнулся и сказал: