Место явки - стальная комната
Шрифт:
«Ясную Поляну» Владимир Андреев назвал в газетном интервью, рассказывая о планах своего театра на новый сезон. Мало того, направил официальную бумагу в министерство с просьбой одобрить пьесу и оплатить. И мне ее оплатили. Но что-то подсказывало — не спеши в двери радости. Но видел, видел я его изменившийся взгляд, улавливал легкую досаду в разговорах…
И потянулись недели. Иногда звонил режиссеру: скоро ли читка на труппе, распределение ролей? Все идет нормально, слышал в ответ, еще немного, еще чуть-чуть, надо подождать… Ну, какой ты неверующий!
Обманывали меня не много, но почему-то обманы хорошо запоминаются.
Кто выигрывает, кто проигрывает: лгущий или обманутый? По-моему, униженными оказываются оба.
И хуже нет вдруг ощутить себя навязывающимся со своими услугами. Звонить Андрееву я перестал.
То ли потеря Лекарева, то ли что другое, что непременно сопровождает любого главного режиссера, а тем более начинающего, стало причиной отказа Ермоловского театра от пьесы «Ясная Поляна» — мне так и не известно до сих пор. Тогда не спросил, позже стало не нужно. Сами они объяснить не пожелали. О режиссерсеких нравах мы только что поговорили…
Предполагаю, что режиссер Владимир Андреев все-таки упустил шанс отличиться в режиссуре. А возможно, вовремя понял, что материал не по плечу. Если так, тогда понятно даже то, почему не решился сказать вслух об этой причине.
Попавшая в Министерство культуры пьеса не остается без присмотра. За ней следят. Памятуя, с каким неудовольствием со мной заключали договор («Кому нужен твой Толстой с его заморочками!»), можно вообразить и такую незамысловатую интригу: министерство сообщает Андрееву, что пьесу формально примает и оплачивает, но тут же намекает, что лучше ее не ставить — не злободневно. «Зачем вам, Володя, — говорят ему, — начинать с этой рискованной затеи? Мы же вас только что назначили главным …» При таком раскладе все становится на места.
Поскольку, как я сказал, реальные причины срыва в Ермоловском театре мне не известны, вольно предполагать любые версии.
Но хватит накручивать подозрения. Не захотел и не за хотел режиссер: актера под рукой не оказалось, пьеса разонравилась, посчитал, что конъюнктура требует другого — мало ли что! За все сделанное Владимиром Андреевым для моей пьесы — искреннее ему спасибо. И на этом поставим точку. И пойдем дальше — ведь Лев Толстой еще не вышел впервые на русскую сцену. Но выйдет обязательно…
Между тем, оставались еще возможности тормознуть мое дело: направить пьесу столь непростого содержания на отзыв в Институт мировой литературы — вдруг забракуют толстоведы! И обязательно, конечно, пьеса направляется в главлит, то-есть в цензуру.
Все перечисленное и было проделано. Проделано и дало неожиданные результаты. Об этом чуть дальше, а пока скажу только, что в цензуре пьесу продержали целых полгода! Изучили основательно.
Пока указанные формальности пожирали время, времени терять не хотелось. Как не противно навязываться, но назвался драматургом — приходится.
Одному из первых позвонил Олегу Ефремову, мы были немного знакомы. Тут же выяснилось,
Терпеливо меня выслушав, он устало сказал в телефонную трубку:
— Знаешь, нет, я этим заниматься не буду, хватит. С классиками я нахлебался.
Когда я позвонил Борису Петровичу Чиркову, он уже лет двадцать ходил в народных СССР и был четырежды лауреатом Сталинской премии, переименованной в Государственную. Для полного букета советских регалий ему оставалось стать только Героем социалистического труда, что и произошло через четыре года после того, как он отказался играть Льва Толстого.
Реакция на мое предложение у него оказалась странной: он испугался!
— Почему вы решили, что это должно произойти именно со мной?! — быстро и подозрительно спросил он, постаревшим, но знакомым голосом Максима, будто в очередной раз догадавшегося, что кавалер барышню хочет украсть. — Нет, что вы, это не по мне! Лучше не надо. Вы лучше приходите к нам в театр…
Он был звездой в театре имени Гоголя, бывшем Театре транспорта, а это — очень неудобно добираться, на задах Курского вокзала. Вопрос посещаемости там всегда стоял остро.
Если вы помните славный фильм Михаила Калатозова «Верные друзья», вышедший еще в 1954 году, то знаете, что там на плоту по Яузе-реке плыли Чирков, Меркурьев и — Александр Федорович Борисов. Тот, что сыграл в кино академика Ивана Павлова и гениального русского композитора Мусоргского. А вообще-то он был ведущим актером Ленинградского академического театра имени Пушкина. Столп и вершина советского театра, многажды лауреат, депутат и прочее. Этот мог бы, решил я, и послал на театр вежливое письмо и пьесу. Ответа не последовало. Пьеса, видно, не приглянулась, подумал я, и послал ее Борису Бабочкину, в Малый театр.
Сразу скажу: там тоже был отказ. Но бывают отказы дороже иных одобрений. Хотя и звучит это несколько диковато.
Только много времени спустя я уразумел, почему в начале нашего разговора (добрый час по телефону) Борис Андреевич так настойчиво втолковывал мне, что его отказ от пьесы никак и совершенно не связан с самой пьесой. Причина, несколько раз повторил он, — в целом ряде превходящих обстоятельств, только в них.
Пытать, каких, я не мог, сам он не назвал. Прояснилось потом.