Место явки - стальная комната
Шрифт:
— Баллистическая? Это Хольм, — говорил он. — Закончил? Позвони, как закончишь.
— Инспектор Хольм. Ну?.. Шмайсер? Оформляй.
Стал снова перебирать фотографии, вглядываясь в них.
Резко загудел селектор — Хольм слушает.
— Аксель, что делаешь? — раздался голос начальника.
— Борюсь с преступностью, — серьезно сказал Хольм.
— На Лильефорса почистили банк. Займись.
— Поручите Шюбергу. На мне два трупа.
— С Тегнера, что ли? Артисты?
— Они уже не артисты, они покойники.
— Эти покойники меня уже не волнуют.
— Но
— Шмайсеры стреляют по всей Европе. Почему это должно тебя волновать?
— Я привык получать жалованье за дело.
На том конце провода засмеялись:
— Двумя трупами больше, двумя меньше — дела не меняет. Брось, не возись. Ты меня понял?
— Не понял.
— Ну и хорошо, что не понял.
— Я хотел бы попросить у вас людей. Мне нужна помощь.
— Людей не дам. Нет людей. Все заняты. Не упрямься и не серди меня. Оставь улицу Тегнера в покое.
Аксель Хольм подошел к окну. Вечерело. Начинался дождь.
Он медленно ехал в своей машине, дворники бегали по ветровому стеклу. На улице Тегнера он остановился — отсюда ему был хорошо виден освещенный подъезд театра и газетный киоск напротив. Там тоже горел свет — продавались вечерние выпуски.
Из театра вышел человек и развернул над собой зонтик. Он остановился, стал разглядывать витрину с актерами, потом открыл ее, снял фотографии убитых Мишеля и Камиллы, порвал их и бросил в урну. На освободившееся место прикрепил свою.
Все это Хольм видел в бинокль, который он достал из ящика для перчаток. Это был все тот же фотограф, уронивший шляпу, которого он потом видел на кладбище.
Грюне пересек улицу. Хольм видел в бинокль, как он стал набирать в киоске газеты. Получилась толстая пачка, почти не унести. Грюне расплатился и двинулся вверх по улице.
Хольм подъехал к киоску, вышел из машины, купил одну газету.
— Хороший покупатель, — сказал он киоскеру, кивнув вслед Грюне.
— Очень приятный молодой человек, — откликнулся тот. — Любознательный. Каждый день все газеты берет — по одной. Буквально все.
Аксель Хольм притормозил у дома и посмотрел на номер: Тегнера, 18. Подождал. Выщел из машины и позвонил в подъезд. Открыла консьержка.
— Полиция, — сообщил Хольм, предъявив ей удостоверение. — Вы знаете человека, который только что прошел?
— Нет, — испуганно ответила консьержка. — Он здесь недавно.
— Куда выходят его окна, этаж?
— Третий этаж, окно во двор.
— Чердак открыт?
— У нас всегда открыт, — почему-то вздрогнула консьержка.
— Хорошо, — Хольм прошел в лифт.
…Через слуховое окно чердака Хольм видел окно комнаты Грюне на третьем этаже.
Молодой человек, откусывая бутерброд и запивая его молоком, одновременно изучал газеты. Время от времени большими ножницами он вырезал из них какие-то статьи и заметки. Отработанные газеты бросал в мусорную корзину.
В лаборатории на отдаленном хуторе профессор говорил Зандерсу, манипулируя с приборами и порошком:
— Эти бактерии, помещенные в нефтяные цистерны, образуют
Вошел Эрвин Грюне с большой пачкой бумаг в руке. Это вырезки из газет и фотографии, которые он сделал на улице Тегнера после убийства.
Профессор перебрал их. Задержался на одной — Карин в машине отца.
— А это кто?
— Не знаю. Сидела в машине инспектора.
— Хорошенькая… — констатировал профессор и стал тасовать газетные вырезки: — Так… так… ясно… Это на досуге… Это тоже… Вот, интересно… Так…Все-таки нейтралы поразительно наивны. В цензуре у них олухи: все, что нам надо, пресса разбалтывает. Пожалуйста: оптическому заводу требуются… Ясно: делают авиаприцелы. Увеличение производства сталелитейного… Трубы? Пушки? Разберемся… Английский транспорт «Дарлингтон» с вооружением и продовольствием на борту отходит отходит в среду, в девятнадцать… В среду, в девятнадцать?.. Неплохо, Эрвин. Об этом надо срочно сообщить.
На лице Эрвина удовлетворение.
— Только не покупай газеты в одном месте, «хвост» поймаешь… — И тут профессор одну из вырезок задержал. — Ого!.. «Театр «Под горой» проводит набор актеров, пригодных для исполнения ролей в спектакле «Наташа Ростова» по роману русского писателя Лео Толстого «Война и мир».
— Да, они решили продолжать, — подтвердил Эрвин.
Профессор метнул взгляд на Эрвина, который в это время смотрел в сторону.
— Глаза! — потребовал он.
Когда глаза профессора и Эрвина встретились, профессор продолжал возмущенно:
— Они будут показывать, как русские разгромили французов?! Сегодня?! Когда мы у Сталинграда? Кто у них главный?
— Стен Экман, — доложил Эрвин Грюне.
Профессор выдвинул из стены узкий ящичек с алфавитным указателем, быстро перебрал карточки… Одну вынул. Глядя в нее, читал:
— Есть такой. Стен Экман. Это наш враг. Начинал в Испании, теперь здесь. Театральный деятель. Входит в комитет помощи детям Ленинграда.
— Помощь?! — усмехнулся Зандерс. — Гроши!
— Не в сумме дело, — возразил профессор. — Дело в направлении мыслей. Он настраивает людей против рейха… Ох, уж эти нейтралы! Они нейтралы, пока мы следим за ними.
Профессор вернул карточку на место, задвинул ящик.
— Эрвин, мальчик мой, — обратился он к Грюне. — Сделай все, чтобы представление не состоялось.
— Мы стреляли — их это не остановило, — заметил Эрвин.
— Кроме пуль, у нас есть и еще кое-что, — сказал профессор. — У нас есть мы. Я на тебя надеюсь. Это приказ, — серьезно заключил профессор, а потом улыбнулся своей обаятельной улыбкой.
…В подвале фермы радист работал ключом, передавая по рации шифрованную информацию. Вошел профессор и положил перед ним еще один листок. В эфир полетели цифры. Бегущей строкой возникает титр: «Английский транспорт «Дарлингтон» с крупным грузом оружия и продовольствия на борту транзитом выходит курсом Мурманск в среду в девятнадцать часов…»