Месяц за Рубиконом
Шрифт:
И город запылал.
Я видел, как рушатся стены и башни, как мечутся по улицам обитатели Шогара.
И как преследуют их боевые биоформы Прежних.
Там даже не было бойцов, лучевое оружие посчитали излишним.
То там, то здесь возникали из пустоты уничтожители – чтобы схватить и разорвать кого-нибудь на части. Волнами носились чистильщики, пожирая горожан одного за другим. Громоздкие панцеры теснили жителей к площадям. Стремительно кружили танцоры – и там, где они пробегали, белые улицы
Потом я увидел гигантскую тень собравшегося воедино марака – и отвернулся.
– Они бы не убили всех, конечно, – мягким голосом сказала девушка. – Захват планеты, подобной нашей, начинается с подавления ключевой оборонной инфраструктуры… впрочем, её практически не было. И с уничтожения пяти-семи процентов населения. Это у вас считается оптимальной нормой.
– Не у нас!
– У Прежних, Инсеков и большинства других видов, стремящихся к сингулярности. Наша планета относилась к редкому типу технологически развитых, но изолированных в границах звёздной системы. Вкусная добыча.
Я молчал.
– Если бы у нас было время… хотя бы полгода. Мы смогли бы создать оборону, которая сделала бы захват планеты невыгодным. Или капсулировать нашу систему… это временный выход, поскольку грозит нестабильностью звезды. Но мы получили бы паузу для размышлений и решений.
– Времени не было? – спросил я.
– Нет. Меньше месяца. Наши смыслы стали бы кормом для вас…
– Для Прежних!
– Возможно, к этому дню они смогли бы возвыситься, – сказала девушка, не реагируя на моё возражение.
Город заколебался в воздухе, будто мираж. Исчез десант Прежних. Исчезли тела с улиц.
Я увидел, как люди один за другим уходят из города. Сбрасывают по пути одежды – и растворяются среди деревьев.
– Нагота считалась у нас постыдной, – сказала девушка. – Нагота, жестокость и непредсказуемость – те качества, которые более свойственны животным. Мы любили природу и берегли её, мы любили животных, мы не употребляли в пищу их плоть и не убивали. Но мы стали чем-то большим и гордились этим. Мы вышли из природы и готовились идти к звёздам…
Город стал рушиться. Беззвучно падали стены, проваливались крыши, осыпались башни. Стая птиц, взлетевшая над лесом, вдруг вспыхнула – и исчезла. Музыка стала ещё печальнее и тише.
– Когда мы поняли, что с нами сделают – мы изменились. Мы совершили непредсказуемое. Уничтожили большую часть животного мира, перекроили биосферу, сбросили одежду и стали убивать друг друга и чужаков. На это месяца хватило.
– Вы лишили нападавших своих смыслов.
– Да. Их и себя. Иначе было невозможно.
Девушка протянула руку и сжала мою ладонь. Спросила:
– Ты знаешь, что ты изменился?
Я осмотрел себя. Комбинезон, плащ… даже рипер на поясе.
– Не здесь. В реальности.
– Это изменение второго Призыва, – сказал я озабоченно. – Моё тело переходит в крайне эффективную боевую форму… но ему нужна органика для перестройки.
– Понимаю. Мы никогда не встречали такого Изменённого. Стражи и коменданты не способны контактировать с Миром.
– Вы так это зовёте? Свою глобальную волновую сеть? Красиво.
Девушка пожала плечами.
– Да. Здесь мы можем быть собой. Вспоминать прошлое и себя, какими мы были. Не смотреть наружу, туда, где мы другие. Потом становится тяжело, но отказаться так трудно… Сейчас тебе придётся вернуться. Я не смогу оставить твой разум в Мире, он только наш.
– Ясно, – сказал я. – Кстати, вам не обязательно было менять свой облик. Вы и так красивы… с человеческой точки зрения.
– Спасибо, – девушка улыбнулась. – Такой милый комплимент тысячелетней старухе, мальчик… Ты ведь хочешь задать вопросы?
– Да я почти всё узнал и понял, – ответил я. – Разве что один.
– А я только на один и отвечу, время уходит. Хочешь спросить, почему мы убиваем своих детей?
– Нет, – сказал я. – Неинтересно. Взрослые всегда стараются убить своих детей, так или иначе. А дети – взрослых. Это вроде закона природы, только обычно не так явно и кроваво. Вы свели себя с ума, чтобы не стать добычей, а мне неинтересна логика больного разума.
Во взгляде лавли (хотя мне не хотелось её так называть) появилась искорка интереса.
– Тогда что ты спросишь? Какие смыслы мы утаили от вас тысячу лет назад? Какие скармливаем теперь?
Я покачал головой. Музыка угасала, близилась к финалу. Я помнил, что они очень не любили оборванные мелодии. Значит – успею.
– Хм, – она рассмеялась. Приложила палец к губам, очень человеческим жестом изображая раздумье. – Тогда… как вернуть нас в норму? Как заполучить в союзники? Как уцелеть и спасти товарищей?
– Нет, – ответил я. – У меня один вопрос. Ты простишь меня за то, что я сейчас с тобой сделаю?
Девушка рассмеялась.
– А ты сможешь?
– Да, – сказал я, выбрасывая руку вперёд.
Она стала растворяться в воздухе. Но слишком медленно для того, чтобы я не нашёл её след – разум, одновременно распределённый в пространстве и сконцентрированный в материальной точке.
Я рванулся за ним.
И очутился лежащим на пригорке над руинами. Руки и ноги были чем-то стянуты. Плащ комком сбился под спиной.
Последняя нота затихала в воздухе, сидящая рядом со мной юная девушка отняла деревянную свирель от губ. Лицо её было прекрасно и безумно, в глазах не светилось никаких смыслов, кроме смерти и крови.