Метафизик 1
Шрифт:
Глава 24
— Как самочувствие, Грэй?
Конфуций заходит в мою комнату, неся в свободной от посоха руке поднос с двумя чашками чая. Я осторожно приподнимаюсь на подушках и киваю.
— Гораздо лучше, спасибо… — Мгновение — не больше — я раздумываю над тем, не назвать ли этого человека «отец», но тут же передумываю. Мы с ним оба
— Отлично.
Конфуций ставит поднос с чаем на прикроватную тумбочку и, положив посох поверх колен, садится на стул.
С момента моего поступления в Небесный Университет Метафизических Наук прошло трое суток. Трое суток почти что беспрерывной боли, отдающей из спины в конечности и голову. Почти все это время я лежал и мысленно благодарил ректорат Университета за то, что между вступительными экзаменами и началом учебы есть несколько свободных дней. Нормальные первокурсники проводят эти дни, гуляя по столице и наслаждаясь последними беззаботными днями, ну а я…
Впрочем, на самом деле мне грех жаловаться. Меня постоянно развлекали — ну, по крайней мере, пытались развлечь — и Фан Лин, и Лиара, и Элейн, и даже старшее поколение в лице Кайядана и миледи Кьяльми. Правда, большая часть их болтовни проходила мимо моих ушей, но это уже другой вопрос. Зато я точно знаю, что хоть кому-то в этом мире на меня не наплевать. Эти люди были готовы пойти против закона, лишь бы вытащить меня из заточения инквизиторских застенков. За одно это я должен быть благодарен им по гроб жизни, что уж тут.
— Завтра с утра мне пора возвращаться домой. — Конфуций протягивает мне чашку с чаем, затем отхлебывает из своей. — С удовольствием остался бы на подольше, но… Сам понимаешь.
— Понимаю. — Я делаю глоток и едва не обжигаю губы. — Миледи Кьяльми уезжает вместе с вами?
— Что? Нет, о чем ты. Моя дочь останется приглядывать за вами вместе с Кайяданом.
— Да? — Я надеюсь, что мне удается скрыть разочарование. При одном воспоминании о том, как она уговаривала меня прогуляться в лес, мне становится… не очень хорошо. — Это… очень мило с ее стороны.
— Это не мило, это нужно. Двое представителей рода Кайри учатся в главнейших заведениях страны. Сказать, что к вам будет повышенное внимание — ничего не сказать. Собственно… Именно поэтому я и хотел бы перемолвиться с тобой словечком-другим, пока позволяет время.
— Да, конечно.
Я всячески выражаю готовность слушать, хотя ясность моего ума все еще оставляет желать лучшего — скорее всего, из-за таблеток и настоев, которыми меня регулярно пичкают. Надеюсь, это хотя бы не гомеопатия.
— Ты уже знаешь, что в свое время я проучился на метафизика какое-то время, и что итог этой учебы… оставил желать лучшего. Мне бы не хотелось, чтобы ты повторил
Я неопределенно хмыкаю, не зная, как реагировать на сказанное.
— Что, — осторожно уточняю я, — совсем никому?
— Ну, кроме членов нашей семьи, конечно. Но я, само собой, имел в виду Университет. Ты можешь заводить знакомства, дружбу, даже втираться в доверие как к своим сверстникам, так и к преподавателям — но сам не смей никому доверять. Это плохо кончится.
Чуть подув на поверхность кружки, я делаю аккуратный глоток чая.
— На вступительном экзамене мне показалось, что некоторые преподаватели… очень даже внушают доверие к себе.
— Это все обманчивое впечатление. — Конфуций кривится.
— Но Нотанна Брэй и Гай Гвиндейл, они помогли…
— Гай Гвиндейл? — Правая кисть Конфуция дергается, и несколько капель чая окропляют недавно смененное постельное белье. — Ты сказал Гай Гвиндейл?!
— Ну да… — Не понимая, что происходит, я на всякий случай убираю свою чашку чая подальше от дрожащих рук моего «отца». — Я ведь рассказывал вам про него по пути с экзамена…
— Ты говорил «седой старик, проснувшийся во время голосования». Ты не говорил, что это был Гай Гвиндейл.
— Разве это имеет значение? Он заступился за меня перед магистрами Ревестусом и Вернардом, и…
— Гай Гвиндейл. — Взгляд Конфуция замирает в неподвижности. Его уголки губ порывисто дергаются. — Так ты все еще жив, старый ты кусок говна.
— Э… Простите, а вы точно о нем? Мне он не показался похожим на, э-э…
— Ну еще бы. — Конфуций наконец поворачивается в мою сторону. — Этот лицемер всегда умел великолепно вести свою игру.
— Вы знаете его… по вашей учебе?
— О да, Грэй. Боюсь, что знаю. — После протяжной паузы Конфуций скалит зубы: — Именно из-за него меня в свое время отчислили.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но затем понимаю, что лучше промолчать. Я как никто другой знаю, насколько страшен Конфуций в гневе — первая ночь моего пребывания в крепости все еще стоит у меня перед глазами кошмарным сном. Не таким кошмарным, конечно, как прилюдная порка, но… заслуженное второе место точно за этим эпизодом.
— Вот именно об этом я и говорил, — цедит сквозь зубы Конфуций. — Никому не доверяй. Особенно ему.
— Ладно. — Я так понимаю, Конфуций сейчас не собирается делиться подробностями своего общения с Гаем — но я и не настаиваю.
— Что касается учебы, — продолжает Конфуций, — то распаляться не буду, сам все понимаешь. Метафизическое искусство — это на девяносто девять процентов труд и упорство. Ты талантливый парень, но одного таланта здесь мало. Хочешь чего-то добиться — забудь о том, что ты якобы особенный, и переступай через себя каждый раз, когда тебе начнет казаться, что у тебя что-то не получается. Иного способа нет. Ну, и, конечно же, постарайся как можно быстрее овладеть метасингулярностью.