Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— Смотрю, Вы у нас ясновидящий! — подошел к боцману Некрасов. — А как, положим, насчет моей судьбы?
— Свою судьбу вы, господин хороший, сами то есть решили. Шли б себе своим путем, по своей колее то есть. Ан нет! Угораздило вас — в сторону! А этого не любят! Ни на земле, ни на воде, ни на небе!
— Послушайте, боцман! — встрял Бурковский. — Перестаньте людям голову морочить! Держите Вашу дурь при себе!
— Никак нет! — выпрямился боцман, поднимаясь с корточек. — То — не дурь! Сколько знаю семейство
— Однако… — хмыкнул Бурковский. — И что же?
— Подробностей при команде говорить не стану. Одно у меня убеждение. Хоть Вы, господин хороший, человек и не глупый, но тоже помрете по собственному неразумению…
— В каком, боцман, смысле?
— А смысл-то один на белом свете, господин хороший! Уж больно, скажу, вы, поляки, заносчивы! Все — с гонором! А у жизни свой гонор! Супротив жизни — не попрешь! — пыл у боцмана внезапно иссяк, он махнул рукой, отвернулся. — Что говорить? У вас, молодых, все как об стенку горох!
— Братцы! Гляди! — крикнул впередсмотрящий с мачты. — Кажись, шторм идет!
Впереди над горизонтом повис черный зловещий квадрат.
— Дождались… — вздохнул боцман. — Начинается.
Поднялся ветер, и прежде ровное почти зеркальное море начало тихо шевелиться.
— Ну, держись, братцы! — встревожено глядя вдаль, побелевшими губами пробормотал Некрасов.
26 июля. 19 час. 30 мин.
Внезапно хлестнул холодный ветер, поднял с воды мелкую соленую пыль.
Корабль вздрогнул, будто уперся в невидимую прозрачную стену, хлопнули паруса — и тут же безвольно обвисли.
Каждой клеточкой мозга Некрасов ощутил страшную опасность, стремительно надвигающуюся на судно и людей, необходимость вот сейчас, немедленно что-то предпринять, легла на него тяжелой плитой.
— Слушай команду! — вытянув шею, сдавленным, сиплым голосом прокричал Некрасов. — Фок! Фор-мар-сель-нижний! Грот! Убрать!!!
26 июля. 21 час 30 мин.
Петя лежал между канатами в полузабытьи.
И вдруг, в сырой душной мгле, он ощутил движение пола, на которое не обратил поначалу внимание. Пол с каждой минутой раскачивался все заметнее — монотонно, безостановочно.
Сверху, с палубы, доносились тревожные крики.
Петя догадался — начинается шторм. Его охватил ужас. Первый порыв — прочь отсюда! Из этой душной мерзкой тьмы! На воздух! К людям! Он не может, не хочет сидеть здесь, скрючившись, среди грязных канатов и крыс, сам как полудохлая крыса! Только на волю!
Но опять явственно в сознании — надменное наглое лицо убийцы. Значит, что
Теперь уже трюм ходил ходуном, сквозь невидимые щели с потолка лились потоки холодной воды. Петю кидало из стороны в сторону. Обдирая о грубые волокна пальцы, срывая ногти, он вцепился в жесткие канатные кольца, но могучая сила оттащила его и бросила в стену… Петя вновь пополз к канатам, скуля от бессилия, тоски и боли…
27 июля. 4 час. 44 мин.
Шторм усиливался. Жуткий, беспощадный.
Черные валы дыбились. Крепкий, просмоленный корпус барка «Святая Анна», рангоут — мачты, реи, стенги — скрипели, трещали, стонали под страшным напором волн и ветра. Поминутно уходя бушпритом в волны, барк переваливался с носа на корму, как старый брошенный среди моря ящик.
Ветер метался в предрассветной мгле, злобный, неустанный, безостановочный. Небо нависло так низко, что казалось — можно коснуться его рукой, и было оно так грязно, как прокопченный потолок.
Некрасов вцепился в штурвал окоченевшими пальцами, в лицо его летели клочья пены. Судно мотало все сильнее. Некрасов еле-еле держался на ногах, но не терял управления.
— Господин капитан! — соскальзывая, вскарабкался на мостик боцман. — Помпы не работают!
— Кто из нас боцман? — не выпуская штурвал, всматриваясь в серую осатаневшую мглу, зло прохрипел Некрасов. — Вы или я?
— Эх! — в сердцах махнул боцман рукой и, пятясь, сполз по ступеням.
27 июля. 12 час 06 мин.
Сквозь рваные тучи на миг выглянуло солнце. Море было белое, как кастрюля с кипящим молоком.
Барк метался, нырял, становился на нос, приседал на корму.
Ваня-здоровяк, Бурковский, Рогозин, Малинин возились возле помпы.
— Ванька, черт! — заорал боцман, пробираясь по колено в воде к измученным товарищам. — На, держи прокладку!
— Отыскали уже, дядя Егор! — разгибаясь, невозмутимо улыбнулся Ваня. — Не волнуйся! Сейчас заработает!
— Шевелитесь! — боцман едва удержался на ногах от удара очередной волны.
Некрасов по-прежнему был у штурвала. Лицо его осунулось, глаза ввалились. Курс ему помогали удерживать два богатыря в драных бушлатах.
Внезапно раздался страшный, будто пушечный выстрел удар-хлопок. И все увидели, как со средней мачты сорвало грот-бом-брем-рей. Верхний парус еще несколько секунд удерживался на канате и развевался в небе, как огромный серый стяг. Но вот верхушка грота, не выдержав, с треском переломилась. Реющий парус оторвал конец мачты и вместе с ней взмыл высоко под облака, распластав полотняные крылья, как величественный перуанский кондор.