Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— Это что, неподчинение приказу? — Бурковский схватил, приподнял солдата за ворот. — К акулам захотел?
— Прекратите, поручик! — подбежал Некрасов. — Опомнитесь! Вы — офицер!
Бурковский замер, плотно сжав губы, смерил Некрасова холодным взглядом, процедил, с трудом подавляя нахлынувшее бешенство.
— Займитесь своим делом! Ваша прямая обязанность — держать корабль правильным курсом. Я лично начинаю сомневаться, насколько он правилен…
— Глянь, господа-капитаны! — радостно заорал Ваня-моряк — Вон они, акулы!
Параллельно
— Мерзкие твари, — глядя на них с отвращением, пробормотал Малинин.
— Э, не скажи, — заулыбался во весь рот Ваня. — Акула — она что? И вода и мясо! Вы вот все послушайте! Знаю способ… — Ваня сделал паузу, поднял палец. — Ей Богу! Меня коряки научили.
Ваня оказался не только примерным учеником, но и учителем. Подчиняясь его наставлениям, моряки нанизали на громадный крюк сгнившее вконец мясо. Крепкий канат служил удочкой, поплавком — бревно.
Одна из акул начала осторожно приближаться к наживке, затем резко ускорила движение и, на секунду подняв свирепую морду из воды, вцепилась в кусок. С хрустом ухватила, зажала мясо в мощных челюстях, с силой дернула, стараясь оторвать. Но крючки уже глубоко вошли ей в пасть. Акула бешено трясла большой серой башкой, как собака, которая не может отпустить добычу.
— Тяни! — кричали, подбадривали друг друга на палубе.
После долгой бестолковой суетливой толкотни, канат все-таки удалось вытянуть. Акула бешено вертелась на палубе, сшибая с ног всякого, кто пытался к ней приблизиться.
— Эх-ма! — Рогозин вывернулся из-под удара хвоста, перепрыгнув через него, вскинул топор, и, что есть силы, врезал им по основанию акульего черепа. На палубу хлестнула кровь.
Акула продолжала еще минут десять извиваться, но ее судорожные движения становились все более замедленными.
Наконец, чудовище в последний раз изогнулось и замерло.
Малинин подошел, вспорол ножом жесткую кожу, проник рукой в недра акульего тела, вращая в нем ножом, а затем вытащил обеими руками сердце и бросил его на доски палубы.
Сердце вдруг запульсировало и начало двигаться по палубе лягушачьими прыжками.
4 августа. 15 час. 00 мин.
— Я приношу свое искренние извинение, — обратился к Некрасову Бурковский. — Нервы в последнее время — ни к черту…
— Я Вас понимаю, — сказал Некрасов. — И забудем об этом.
— Благодарю, — Бурковский едва кивнул. Промолчал, как бы раздумывая, сомневаясь, стоит ли продолжать, но затем сказал. — Думаю, нам с вами нужно как-то определиться. С
— И что Вы предлагаете?
— Предлагаю навести порядок. Начнем с того, что объявим команде, кто из нас капитан. Я согласен служить под Вашим началом.
Некрасов помолчал, глядя на порванные, измочаленные паруса, потом спросил:
— А вы никогда не слышали, Бурковский о Новгородском Вече?
— Вече? Простите, что такое Вече?
— Я так и думал… Вы, европейцы, не знаете нашей истории. А зря, ей Богу. У русских тоже есть чему поучиться. Вече — наше старинное изобретение. Может, в будущем Россия вновь к нему вернется. Было бы очень неплохо. Мы-то с Вами, увы, до этого времени не доживем.
Некрасов, все более воодушевляясь, принялся рассказывать о древнерусской республике, о том, как новгородцы сообща решали все государственные дела, сами всенародно выбирали главу их славного вольного города — Господина Великого Новгорода.
— Что ж, можно попробовать, — выслушав Некрасова, сказал Бурковский. — Команду мы пока плохо знаем. Любопытно убедиться, что о нас с вами люди думают.
4 августа, 16 час. 04 мин.
Команда барка «Святая Анна» ела акулу.
— Их там, акул этих, — навалом, — с трудом пережевывая резиновые акульи жилы, сообщил Ваня. — Так бы жил в этом океане-море…
— Так бы и гнил, — оторвался от жесткого мяса бывший солдат. — В этом своем море-океане.
Подошел Бурковский.
— Присаживайся, барин, — поднял глаза солдат. — Не побрезгуй.
— Что вы все заладили — барин, барин… — махнул рукой Бурковский. — Какой я вам барин, — Бурковский обратился к боцману. — Давай-ка, Тимофей, строй команду.
…Бесконечно было море.
И бесконечно было уныние на лицах оставшихся в живых людей.
— Давайте решать, братцы, — сказал Бурковский. — Кораблю без команды не быть. Мы пока — не команда. Сброд! В первую очередь, нам необходим капитан. Единый над всеми начальник!
— А как же свобода? Равные среди равных? — крикнул из строя молоденький солдат.
— Да, — кивнул Бурковский. — Свобода, а не анархия. Должна быть дисциплина. Иначе всем нам — смерть!
— Опять хомут на шею? — не унимался молодой солдат.
— Варежку закрой! — цыкнул на него Рогозин. — Дело говорит.
— С сего дня, — продолжал Бурковский, — прошлого у каждого из нас нет, оно забыто. Начинаем новую жизнь. Впереди — опасный путь. Потому выберем сейчас одного из нас и доверим ему нашу общую судьбу. Любое распоряжение капитана будет для всех законом. Приказом. Вот деньги. Сейчас вы опустите в шапку одну из двух монет. Медную те — кто за меня, серебряную — те, кто за мичмана Некрасова.