Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— К архангелам полетел, — задрав голову, сказал один из матросов. — Скоро и мы — следом.
— Отставить разговоры! — налегая на штурвал, крикнул Некрасов. — К архангелам всегда успеем.
Шторм все усиливался. Судно таяло по кусочкам: с палубы уже снесены все бочки, вдавлена дверь рубки, баркас, крепко державшийся на вантах, вдруг в одно мгновение превратился в щепки.
Привязанные канатами к грот-мачте, стоя по-двое по бокам помпы, из последних сил работали Бурковский, Ваня, Рогозин и Малинин.
Через
— Все! Больше не могу! Один конец! — хрипел Малинин, выплевывая соленую воду.
— А что? Хороша банька, всю пыль смыла! — хохотнул Рогозин.
— Что верно, то верно, — поддержал его Бурковский. — Будем теперь чисты, как младенцы.
Сотый, а может тысячный вал перехлестнул через борт.
— Японский бог! — в лицо Рогозина со звяканьем ударила кастрюля. — Чего это?
— Ребята! Камбуз снесло! — крикнул Бурковский. — Бросай помпу! Все — искать кока!
Едва держась на ногах, по пояс в воде, они пробрались к камбузу, вернее — к его останкам.
Обхватив покосившийся столб, повисло на нем бледное истерзанное существо. Невозможно было в нем сейчас признать когда-то вальяжного гладкого повара острога. Изнуренное существо — бывший повар, а ныне корабельный кок — горланило во всю глотку.
— Эх вы рыбки мои! Рыбки милые! Златогривые! Игривые!
— Ты чего, Мефодий? — встряхнул кока Рогозин.
— Чокнулся! Не видишь? — ответил за кока Малинин.
— Куда ж его теперя? — Ваня растерянно оглядел товарищей.
— Может — в каюту?
— Ты что? — Рогозин выругался. — Он там все разнесет к чертям собачьим!
— В трюм его, куда еще! — Малинин повернулся к Бурковскому.
— Придется пока в трюм, — кивнув, согласился Бурковский.
— В каюте он и впрямь все перекорежит. Кончится эта канитель дальше посмотрим.
— Поживей, братцы! Помпа стоит… — Рогозин обхватил за плечи повара, оторвал от столба. К нему на помощь поспешили остальные. Подняли сумасшедшего, побрели по палубе.
— Жизнь прекрасна! Позвольте покрыть ваше тело поцелуями! Буль-буль, дорогая! — опять запел-заорал повар Мефодий.
…Петя сидел, поджав ноги, уткнувшись в осклизлую перегородку.
И вдруг услышал железный лязг над головой. Открылся люк — в трюм упал белый сноп света в котором бешено роилась пыль. Пыли было такое неистребимое изобилие, что даже сырость была ей нипочем.
Петя вскочил, выхватил из-за пазухи нож.
Сверху кто-то пятился, медленно спускался в трюм, неся громоздкую тяжелую ношу, сапоги осторожно ощупывали каждую ступень.
27 июля. 18 час. 05 мин.
Силы стихии — они тоже не беспредельны, и природа иногда позволяет себе отдохнуть. Океан в своем безбрежном беспутстве, безалаберной гульбе, сам
Девятый вал в последний раз взметнул в поднебесье корабль, и он опять выдержал.
Великая планета Океан подняла свою грудь, глубоко вздохнула и начала погружаться в сон.
Все обитатели барка, все вмиг сразу поняли — пронесло! На сей раз Бог смилостивился!
— Вроде поменьше качает, — сказал Ваня, выпрямляясь, отирая грязным рукавом лицо.
— Похоже так, — продолжая налегать на ручки помпы, сказал Бурковский.
— Типун вам на язык, — прогундосил проходивший мимо заморенный боцман.
27 июля. 20 час. 07 мин.
Повар сидел, откинувшись на трюмные канаты и мрачно, не отрываясь, смотрел на неподвижное пламя вставленной в железный стакан свечи.
Петя, зарыв нож в тряпки, поднялся и тихо вышел из укрытия.
— И ты здеся, барчук, — скосив полусонный взгляд, ничуть не удивившись, пробормотал повар. — Вот и свидетель, — и вдруг в безумных его глазах промелькнуло беспокойство. — Погодь! А где же ваш батюшка? Алексей Иванович! Нет-с, не порядок! — Мефодий закряхтел, заелозил, пытаясь встать. — Нет! Все к столу! Живо все! Обед!
— Молчи! — Петя схватил повара за лохмотья. Мефодий! Умоляю!
— Не извольте ли расстегайчиков? — Мефодий держал перед собой и дул на мокрую тряпку. — С пылу, с жару. Ваши любимые, барин, — повар оглядел трюм. — Эй, люди! А ну сюда, лодыри! Подать борща к столу!
— Молчи, дурак! — метался в панике Петя. — Молчи! Приказываю!
— Ну вот… — обмяк, горестно вздохнул кок. — Опять не потрафил господам.
28 июля. 5 час. 00 мин.
Дул свежий ветер, но волнение утихло. По палубе, как сомнамбулы, бродили сонные усталые люди, выбрасывали за борт разбитые бочки, доски и прочий хлам.
— Пронесло, кажись, Господи, — перекрестился боцман.
— Все живы? — спросил Некрасов.
— Семерых снесло, — опять перекрестившись, доложил боцман, горестно вздохнув, продолжил. — А остальные побитые, но вроде как все, господин капитан.
— Нет здесь, боцман, господ, — сухо заметил подошедший Бурковский.
— Оно, конечно. Вам завсегда виднее, — кивнул боцман и побрел по палубе, недовольно бормоча что-то под нос.
В небе, на огромном пространстве, беззвучно таял архипелаг розоватых облаков. Некрасов оглядел горизонт. Море дышало спокойно, вот-вот из воды должно было подняться солнце.
— Могу засвидетельствовать — мы пережили чудо, — Некрасов подошел к Бурковскому. — Я думал, что знаю про эту жизнь все. Оставались так… незначительные детали. Но поведение стихии меня радостно удивило. Даже она иногда бывает снисходительной. Вы не находите?