Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!..
Шрифт:
– Да?.. извини, склероз, собака, всю мою былую могучую память изгрыз, ну тогда давай, что ли за дружка твоего Серёньку чокнемся, что б ему мир да любовь в семью.
Василий Петрович, традиционно довольно крякнул, но по некоторым признакам, как-то: прищуренный, словно прицеливающийся правый глаз, и ощетинившиеся, как перед штурмом Берлина, усы было понятно, что он ещё не до конца отстрелялся по своей наболевшей теме; однако, что бы, не казаться слишком назойливым, хитро продолжил разговор по неожиданно всплывшему вопросу:
– Кстати, и тебе, Володенька, пора жениться - мужик без семьи и детей, что дуб без корней: окатило ливнем сверху, дунуло бурей - сбоку... и нет тебя, - сгинул
– Ты сегодня, дядя Вася, прям философ... только где их взять-то, что б на всю жизнь - сам знаешь какие сейчас девицы - им только богатых и известных подавай...
– Таких стерв нам даром не надо, - согласился Шурупов, - только ты не тушуйся - не все же они разом ссучились и по кабакам шастают: ты походи по театрам, библиотекам там разным, в церковь, наконец, зайди: уж там-то, наверняка, сохранились нормальные девушки, как были у нас в Союзе.
– Легко сказать, сейчас и библиотек почти не осталось, да и в театрах видел я, как они в буфетах юбки задирают...
– грустно заметил Володя.
– Вот-вот, - зло, сжав кулаки, как перед долгожданной атакой, вновь напирал Василий Петрович на соседа, - куда не кинь всюду клин - опять мы возвращаемся к политике.
– И, что б уж закончить об этом сегодня: заруби себе, Володька, на носу - мы не для того кровь проливали, что б нынче барыги и жульё недобитое затаптывали светлую память героев и превращали Россию в базар и проходной двор, где всякая залётная сволочь будет нас учить что делать и как жить! В общем, наливай лучше ещё раз по краям - хоть в этом от тебя прок... коли один чёрт тебе всё до лампочки...
Уклейкин покорно, словно по безоговорочному приговору трибунала, с горочкой разлил "Заваленку" и они, молча, не глядя в глаза, друг друга, снова выпили.
Надобно заметить, что Володя, безусловно, разделял справедливый гнев искренне уважаемого им ветерана, хотя и с некоторыми малозначительными оговорками, так как частично успел застать эпоху развитого социализма позднего СССР и мог сравнивать её с текущей вакханалией дикого капитализма, поднявшего своё алчное, пиратское знамя с людоедским лозунгом: 'Все на продажу!' над почти руинами после перестроечной России. Кроме того Отец его, профессиональный военный, успел привить сыну искреннюю любовь к родной земле и уважение к великим подвигам пращуров. И, всякий раз, когда случались похожие разговоры, он не то чтобы возражал по существу реально наболевших в обществе проблемах, а скорее стыдясь и внутренне обвиняя себя за мягкотелую пассивность на фоне решительного и отважного фронтовика, который открыто и бесстрашно выражал всё что по этому поводу думает, лишь корректировал со своей точки зрения аргументированные доводы соседа.
Таким образом, искренне и без всякой задней мысли Уклейкин всегда поддерживал подобные разговоры, которые походили скорее на нравоучительные монологи Шурупова с редкими репликами внимательного и подкованного образованием слушателя, чему одинокий пенсионер был по-своему благодарен. Более того, за долгие годы вынужденного сожительства в коммунальной квартире соседи притёрлись, свыклись друг с другом, как едва ли не родные. Но сегодня... сегодня, что-то надломилось в Володином терпении или, точнее сказать, в затянувшемся самоустранении от даже минимальных попыток изменения в лучшую сторону самого себя, не говоря уже, о пусть и, кажущемся, ничтожным, но крайне необходимом для истинного гражданина влиянии на положения дел в его собственном Отечестве, в пику ограниченному безучастному созерцанию и кухонному, безобидному, а главное - безопасному пустому осуждению безобразий, творящихся в стране.
– Брось, дядя Вась, ну чего ты опять заводишься: ничего нам не до лампочки, как ты постоянно
– Да пока твоя эволюция всё ворье по столбам развешает, оно, Россию, не дай Бог, в гроб вгонит: революцию надо поднимать - и шабаш!
– не чего с ними цацкаться, а то ишь - совсем, ироды, страх потеряли - Сталина на них нет!
– вновь пошёл в традиционную контратаку на оппонента Василий Петрович.
– Опять двадцать пять! ...проходили уже - те же грабли выдут, только в профиль, - всё-таки вспыхнул Володя, торопливо отхлебнув пиво, видя, как оное безнадёжно ускоренным темпом убывает под натиском несгибаемого ничем ветерана.
– А ты на голос-то не бери! ишь... разошёлся, - слово ему не скажи - сразу в штыки, лучше слушай - может когда-нибудь и толк из тебя выйдет, - наседал на почти всегда тактичного соседа Шурупов. - Вот что ты в своей газетке пишешь, например, - это ж полная белиберда! Нет, что бы врезать правду-матку на всю Ивановскую, да так что бы распоследнюю сволочь до коликов пробрало: вот тогда другое дело - тут тебе и почёт, и уважение от нормального, простого народа!
– ещё больше напирал на Володю, подогретый Василий Петрович.
'Гм...
– грустно подумал Уклейкин, - что-то сегодня как сговорились - все моё 'творчество' в вечёрке попрекают', - вдруг, опять вспомнив неприятный разговор на повышенных тонах с давешним незваным фантомным или, возможно, не дай Бог, реальным чёртом:
– Да ты не хуже моего знаешь, Петрович, что редактор не пропустит, сам же говоришь, что всё куплено... только и остается, что писать всякую ерунду... жить надо на что-то...
– Вот-вот... я и говорю, моя хата с краю - ни чего не знаю, дают паёк и ладно, не поколение, а вырожденцы сплошные. Ты ж, блин, советское время ещё застал - лично же видел, что было и в какое дерьмо всё превратилось. Дальше же хуже только будет, если этот беспредел не остановить. А!!!
– махнул с досады сосед очередную стопку, которую он незаметно сам себе налил, - чего я тебя, бесхребетной амёбе, говорю, похоже, кроме нас, стариков, уже некому встать на защиту Родины.
– Ну, вот опять ты на круг пошёл: повторюсь: и мне и многим из нашего поколения также не безразлична судьба страны - просто не всё так просто, как ты говоришь.
– Ну да... конечно: простого вам не понять, а в сложном - не разбираетесь!.. Удобная, блин, позиция, беспроигрышная, как у либеральных словоблудов - словно жиды извернутся наизнанку, но задницу свою со всех сторон завсегда прикроют. А мы ведь, Володя, с твоим отцом корешами были, царствие ему небесное... настоящий человек был, старой закалки, я ж ему пред смертью клялся, что если что - пригляжу за тобой, подскажу, помогу, когда надо... а ты...
– Эх! дядя Вася, ну чего ты мне душу изводишь - видишь же и так хреново... дай лучше закурить твоих термоядерных, а то чего-то я свои импортные уже не чувствую...
– Держи уже, бедолага, до пяток проберёт, сейчас такого табака и не найдёшь - сплошная химия кругом, от того и народ хлипкий пошёл, - начал великодушно угощать соседа Шурупов пожелтевшей папиросой из своего неиссякаемого запаса сформированного еще со времён последнего места сверх срочной службы под Нарьян-Маром. И вдруг вместе с папиросами "Север" из нагрудного кармана, словно сытая бабочка с обглоданного кочана капусты, выпорхнула зеленовато-бледная бумажка с ярким, синим пятном и медленно спланировала к его повидавшим виды тапочкам: