Метаморфозы Уклейкина или быть добру!..
Шрифт:
А вчера приключилось следующее. Будучи приглашённым своим лучшим другом Се-рёгой Крючковым на его свадьбу, под самый занавес, Уклейкин устроил форменный скандал в виде драки по стандартным на то основаниям. Ну, о чём обычно ведутся споры в тёплой русской компании на подобных праздничных мероприятиях, когда количество выпитого уже в разы превышает соответствующие смертельные нормы ВОЗ (Всемирной Организацией Здравоохранения)? Да, конечно же, - о вечных и, кажущиеся неразрешимы-ми в начале и вполне очевидными в конце бурного обсуждения вопросами: о жизни и смерти, о любви и ненависти, о Родине и её врагах, о Боге и Дьяволе - смысле бытия од-ним словом.
Опуская
"И какой же, чёрт поганый опять меня дёрнул ввязаться в этот бессмысленный спор о смысле жизни - вон даже сейчас: "масло масленое" получается", - с отвращением воспо-миная обрывки вчерашних нелицеприятных событий, продолжал корить себя Уклейкин, безуспешно пытаясь преодолеть гравитацию, что бы по удобнее присев на полу оконча-тельно размять затёкшие конечности.
– Что значит какой?! Вы что ж, уважаемый, к нам так презрительно и обезличенно относитесь - меня, например, зовут Авов Никйелку, - вдруг, чётко, как гром среди ясно-го неба, услышал рядом с собой Владимир чей-то, как ему показалось, слащавый, но абсо-лютно уверенный в себе голос.
"Это что ещё за...абракадабра? Наклейка... какая-то... опять, что ли меня в сон бро-сило", - недоумённо и чуть настороженно подумал Вова.
– Это, Владимир Николаевич, - не сон, как вы изволили, выразится, а самая, что ни на есть реальность, но если вы в таком количестве будете и далее поглощать алкоголь, то белая горячка вам гарантирована раньше, чем осознание происходящего. И не "наклейка", а Уклейкин наоборот.
"Стоп, стоп...это как в "Зазеркалье" Кэрролла что ли?" - неожиданно быстро сориен-тировался жёстко стиснутый тисками непонимания воспалённый мозг Володи.
– Ну, слава Бо... ой! чур меня, чур, - извините, вырвалось: "поздравляю" - имел я ввиду: начали таки соображать, - смущённо осёкся, но затем также твердо и уверенно про-должил неизвестный Уклейкину холодный голос.
– Я, кстати, всегда, отдавал должное вашей проницательности: жаль, что способности свои так бездарно растачаете, а мог-ли бы при известном усердии добиться куда большего, чем должность рядового коррес-пондента ведущего мизерную и сомнительную колонку в "Вечерней газете" о, якобы, не-изъяснимом.
"Позвольте, позвольте, вы, что же это мои мысли читаете: я же ещё и слова не проро-нил?" - удивившись, ещё более насторожился Володя, - и потом, какое вам дело: где и кем я работаю?..
– Ну, да... читаю мысли на расстоянии. А разве это криминал? В вашей же газетке, например, объявлений типа: "угадываю выигрышные номера лотерей", "восстанавливаю утраченный мозг" и прочей ахинеи - пруд пруди
Володя всегда (и в целом - заслуженно) считал себя человеком достаточно разумным, почти практичным: отчего, не смотря на вышеупомянутые проблемы связанные исключи-тельно с локальной необузданностью собственного характера, безошибочно обходил рас-ставленные расплодившимися в неимоверном количестве жуликоватыми дельцами жи-тейские капканы вроде всевозможных бесплатных лотерей, распродаж и т.п. Опора на здравый смысл, подкреплённая пусть и не плотно систематизированными, но обильными знаниями, почёрпнутые из родительской библиотеки позволяли ему почти всегда избегать бытовых пробоин с этой стороны бытия, в том числе и для и так бесконечно дырявого и тощего кошелька. И когда он что-то не понимал, то прежде чем принять решение или выразить своё мнение по тому или иному вопросу во главу угла ставился принцип отточенный народом веками на собственной шкуре: "Семь раз отмерь - один раз отрежь". Но сегодня от неожиданности и необычайности происходящего он, что называется: выпал в осадок, и начал медленно, как ему тогда показалось, сходить с ума...
"Да кто вы, чёрт меня задери, такой! Как сюда проникли?! И, наконец, по какому пра-ву вы лезете в чужые мысли?! Я вот сейчас глаза открою, встану и покажу вам, где раки зимуют!" - попытался, было, возмутится на не известного, не званого и крайне самоуверенного гостя Уклейкин. Но наглухо слипшаяся за сутки молчания после свадебных изобилий глотка, лишь еле слышно, совершенно неразборчиво и безобидно рыкнула чем-то среднем между писком нечаянно раздавленного слоном мышонка и хрипом подавившегося огромной сосиской щенка.
– Как кто? Вы что же еще не поняли?
– вновь искренне изумился незнакомый прохлад-ный голос, - напрасно тогда я вас, Володенька, похвалил, напрасно... - И, умоляю, вас, на правах, хотя бы, гораздо как старшего... э... скажем... разумного существа: не стоит меня пугать какими-то там раками. Ибо, после вчерашней, развязанной вами же, на свадьбе друга драки даже без учёта смертельного количества выпитого - вам минимум пару дней отлёжаться надобно, а не кулачками размахивать; да и бесполезно это по от-ношению ко мне - в принципе. И потом, не всё ли вам равно: как я проник к вам в комнату, если именно вы меня и позвали? Для меня и нашего брата не возможного - нет, - как мо-лотом по наковальне продолжал печатать каждый слог голос незнакомца.
– Сначала приглашают, а потом чураются: что за люди пошли - прям, возьми и всё разжуй им: со-всем думать разучились, - несколько раздражённо заключил он.
"Не несите чушь! Никого я не звал и загадки ваши разгадывать - не намерен! Оставьте меня в покое и немедленно покиньте комнату от греха подальше", - всё более раздражал-ся Володя, в отчаянии сетуя про себя, что в действительности не может не только при-встать, но даже и произнести членораздельно, в голос свой нарастающий по всему фронту возмущённый протест.
– Как же-с... не звали...
– как бы передразнивая, немного обидчиво, но всё также уве-ренно и прохладно возразил голос, - сами же изволили чертыхаться почём зря - вот я и явился.