Метаморфозы вампиров (сборник)
Шрифт:
— А это что? — Карлсен указал на середину помещения, где из пола фута на четыре выступали два полушария, покрытые чем-то похожим на черную траву.
— Это подкладывалось под ноги. На них можно сесть (наверное, для того и шли через зал). — Крайски рухнул на крайнюю, и та, вдавившись, образовала углубление по форме его тела.
Карлсен осмотрительно опустился на соседнюю. Чем-то напоминало сиденья в капсуле у Грондэла. «Трава» оказалась мягкой и шелковистой, хотя было в ней что-то от резины. Но все равно, приятно и комфортно, будто завалиться в стог свежего сена. Только сейчас, в минуту расслабления почувствовалось, как, оказывается, ноют мышцы. Карлсен, вытянувшись, блаженно
— Что они делали, в этой лаборатории?
— Изучали формы жизни на этой планете, в особенности, снаму.
— Ага! — Карлсен повернул голову, чтобы получше разглядеть стеклянную емкость: вышина футов тридцать, а в ширину шире, как минимум, вдвое. — Да, здесь их держали. — Опять голос ему, будто перехватило.
Какое-то время оба молчали. Потом Крайски произнес:
— До тебя начинает доходить?
— По-моему, да. — Карлсен изумленно отмечал, что Крайски, каких-то полчаса назад такой черствый, бесчувственный и садистски-злобный, способен на такие глубокие эмоции. Вот уж, действительно, не спеши судить. Стекло емкости имело буроватый оттенок: как видно, выплавлено из берегового песка.
— Хочешь сказать, они обменялись телами?
Крайски вместо ответа заговорил вдруг на незнакомом языке. Слоги звучали резко и отрывисто, со странными гласными и шипящими. Язык, хотя и не походил ни на один из земных, у Карлсена почему-то вызвал ассоциацию с исландским, который ему вдалбливали в университете. Ритмические кадансы намекали на поэзию или драматургию. Такого в Крайски Карлсен и не подозревал — голос у него при декламировании становился неизъяснимо трогательным. Крайски остановился, поглядев с ироничной улыбкой, как-то более для него характерной.
— Это из нашего грандиозного эпоса «Карасомгалу», созданного поэтом Смеедш Груд'кееном (в произношений что-то, словно булькнуло).
— Про снаму?
— Там описывается, — Крайски кивнул на стенное изображение, — как они прибыли на Ригель-10 изучать его жизненные формы и были очарованы снаму.
Тогда они еще не догадывались, что по разуму снаму не уступают им самим и в руки даются специально. Снаму в свою очередь были так же очарованы толанами. Как видно по групповому портрету, их было четырнадцать — семь супружеских пар. Женщины еще, и работали специалистами в лаборатории, занимаясь выращиванием культур и записями.
Теперь для того, чтобы понять, надо кое-что знать из истории толанов. У них на планете было две гуманоидных расы. Одни ниже ростом, сильнее и гораздо агрессивнее — толаны называли их «дри» — «экскременты», а себя «айк» — «светозарные». Друг друга они ненавидели и постоянно бились, пока однажды «дри» чуть не истребили «айков». Но «айки», наделенные более тонким умом, в конце концов пересилили и покорили «дри». Это оборачивалось постоянными мятежами, так что «айкам» для того, чтобы удержаться, требовалась, бесконечная бдительность. В итоге «айки» были вынуждены развить в себе такие качества как беспощадность и точность. Живопись, музыка и поэзия у них постепенно сошли на нет. Удовольствия они стали презирать, а почитали выше всего самоотверженность.
Благодаря этим качествам, у толанов появились великолепные ученые, и они стали одной из самых высокоразвитых цивилизаций в галактике. Они исследовали другие, планеты, их геологию, жизненные формы. Но даже в самых удаленных частях своей солнечной системы поддерживали мораль, такую же жесткую, как у себя на планете. Толаны
Судя по тону, Крайски считал толанов слегка сумасшедшими.
— Мне они напоминают спартанцев, — поделился Карлсен. — Я не особо знаком с греческой историей. У спартанцев секс тоже подвергался суровым ограничениям?
— Не думаю. Они просто пытались его игнорировать.
— То же самое и толаны. Я какое-то время пробыл у них на планете и скажу, что атмосфера подавленной сексуальности там просто угнетает. Абсурд в том, что сексуально они очень озабочены. Более того, реагируя телепатически на половое возбуждение друг друга, сексом они могут заниматься по десятку раз за ночь.
— Так они телепаты? Может, отсюда и эта преданность? Партнер же может узнать об измене?
— Так-то оно так, — Крайски нетерпеливо повел плечом. — Но можно же пресекать неверность и взаимным согласием, так ведь? К чему такая жесткость! — А… — Карлсен, собравшись было задать очередной вопрос, решил вначале дослушать до конца. — И что там дальше?
— Снаму наблюдали за всем этим с недоумением. Половую разницу имея чисто номинальную, они просто изумлялись. Ты же знаешь, снаму рожают тогда, когда одному из них удается ухватить вселенской жизненной энергии столько, что удается создать отдельную особь. Потому секс для них — это процесс единения со Вселенной. В остальном жизнь у них протекает вообще без него. Так что, видя, как эти странные создания изнывают в эдаком море подавленного эротизма и при этом никак не могут достичь размножения, они просто дивились. Пенис они принимали за обыкновенную спринцовку-яйцеклад, как у насекомых, а замечая от случая к случаю, как толаны лихорадочно повторяют это упражнение, предполагали вначале, что существа эти, видимо, почти полностью стерильны и вся их неистовая сексуальность — отчаянная попытка оплодотворить своих самок. И тут, когда до снаму дошло, что потомства толаны не хотят, они просто оторопели.
Мало-помалу снаму научились настраиваться на вибрацию главного биолога — не буду утомлять тебя непроизносимым именем — и так начали разбираться в работе его мозга. Как-то ночью, когда толаны крепко спали, снаму объединились для своебразного контакта с ним. В поэме говорится, как он во сне ясно и четко увидел себя в обличии снаму в океане и то, как они воспроизводятся; до этих пор толаны бесполезно ломали над этим голову. Наутро, проснувшись, он рассказал об этом своей ассистентке, и та тут же предложила разделать одного из снаму, чтобы во всем убедиться. Биолог отказался, сказав, что со снаму нужно обращаться как с себе подобными. Этим он расположил к себе снаму, и они начали выходить на еще более плотный контакт.
Хотя все это поначалу происходило во сне, и биолог сомневался в достоверности происходящего. Но постепенно до него стало доходить, что снаму общаются с ним напрямую. И однажды он заявил, что собирается всех их отпустить в море. Коллеги подумали, что он рехнулся, но он все же был начальник, и возражений быть не могло. Каково же было изумление, когда снаму и вправду никуда не удрали, а остались возле берега и подплывали по первому зову. Вскоре для толанов стало обычной картиной: начальник экспедиции плавает в окружении снаму или истуканом сидит на берегу, видимо, общаясь с помощью телепатии. Когда жена спросила, что они такое говорят, он ответил: