Метаморфозы. Тетралогия
Шрифт:
Автобус прибыл на станцию за четыре минуты до прихода поезда. Те, у кого были билеты, кинулись на перрон. Сашка побежала в кассу; окошко было закрыто, висела табличка: «Билетов нет».
Сашка села на деревянное сиденье. Снова пришло воспоминание, как они с Костей коротали тут утро, как ели бутерброды, как нашли записку: «Уезжай сейчас»…
В помещение вокзала вошел Коженников. Остановился у запертой кассы. Сашка на него не смотрела.
Она слышала, как прикатил поезд, но даже не попыталась подняться. Забегали люди. Лязгнули буфера. И почти сразу снова лязгнули;
Коженников подошел и сел рядом.
– Слушай, я уважаю твой выбор… Но через полчаса поезд делает остановку в Гальцах, туда на машине пятнадцать минут. Подвезти тебя?
Сашка повернула голову:
– Чего вам от меня надо?
– Я хочу тебе помочь. Я за тебя отвечаю.
– А перед кем вы будете отвечать за Костю, за… это? За все?
– Ну уж перед кое-кем отвечу, – отозвался он без улыбки. – Пойдем.
И взял ее чемодан.
Она слишком устала и замерзла, чтобы сопротивляться. Он положил ее чемодан в багажник белой машины, открыл дверцу. Сашка вошла в тепло; дверь мягко чмокнула, захлопываясь.
Коженников сел рядом. Снял перчатки. Вытащил термос:
– Возьми. Выпей. Это чай с коньяком.
Прогрохотал товарный. Сашка сделала глоток и обожгла губы. Перевела дыхание – и снова отхлебнула.
– Возьми мою визитку. На всякий случай.
Он положил ей на колени визитную карточку – бумажный прямоугольник с телефоном, но без имени.
– Пристегнись.
Машина выбралась на дорогу и сразу набрала скорость – Сашка, покосившись, увидела стрелку спидометра на отметке «сто тридцать». Коженников смотрел вперед; по обеим сторонам шоссе несся лес. Длинные лучи фар прыгали, ныряли и взлетали на неровностях дороги.
Она сунула его визитку в карман куртки.
– Вы человек?
– Давай разбираться с терминологией. Что такое человек? Двуногое, лишенное перьев…
– Я серьезно.
– Так и я не шучу.
Сашка замолчала.
– Слушай, Саша. Я тебе очень благодарен за то, что ты сделала для моего сына. Ты его вытащила за уши… Спасла… от очень нехороших вещей. Ты мужественный человек, девочка.
– И это вы мне говорите? Вы?!
Он не отрывал взгляда от дороги.
Через десять минут они вылетели на крохотную, с трех сторон зажатую лесом станцию. Еще через пятнадцать минут пришел поезд; Коженников переговорил с проводницей, что-то сунул ей в руку, кивнул Сашке:
– Счастливого пути.
И поднял ее чемодан в тамбур.
Вагон оказался купейным. Проводница, не говоря ни слова, устроила Сашку на верхней полке в служебном купе. Сашка взобралась наверх и заснула, как была, в джинсах и свитере, а когда проснулась – за окнами сверкал снег под солнцем и было почти одиннадцать утра.
Поезд прибыл без опоздания. Сашка увидела на перроне маму и Валентина, беспокойно вертевших головами. Через несколько минут мама схватила ее в охапку, обняла изо всех сил, потом отстранилась:
– Ого! Что с тобой?
– А что? – удивилась Сашка.
– Ты вроде выросла… Сантиметров на пять, ничего себе!
Поймали
Мамина рука совсем зажила, гипс сняли. В квартире пахло не так, как раньше, – в привычную атмосферу вклинился запах Валентина, обосновавшегося здесь давно и прочно. Теперь это и его квартира, подумала Сашка не без грусти.
В ее комнате все было по-прежнему. Те же коврики, те же книги на полках. Новый календарь на гвозде, на картинке – заснеженные ели, январь… Сашке трудно было поверить, что это ее комната, ее квартира, ее ванная и туалет, и не надо стоять в очереди, чтобы принять душ, и не надо брать с собой туалетную бумагу: там своя висит, на ролике, нежно-лимонная, олицетворяющая комфорт…
Неужели еще вчера в это время они стояли в пустынном холле под брюхом бронзовой лошади, она, Костя, Лиза, Денис?
Неужели это Фарит подвозил ее вчера к поезду? «Я тебе очень благодарен…»
Неужели все, что случилось с ней, – правда?
Сашка улеглась на свой диванчик. И вот это ощущение – верного жесткого диванчика, а не «сиротской» кровати с панцирной сеткой – окончательно уверило ее, что она дома.
Вечером был большой прием гостей. Был торт, специально заказанный в кондитерском салоне. Были поздравления от маминых подруг; Валентин, немного располневший за полгода семейной жизни, хозяйничал на кухне, вызывая восторг у собравшихся женщин.
Сашка улыбалась, кивала, иногда что-то говорила. Гости поглядывали на нее сперва с любопытством, потом с удивлением, потом с беспокойством. Мама отчего-то начала нервничать. Сашка извинилась и ушла к себе, легла, уснула и не слышала, как разошлись гости.
– Сань, ты себя хорошо чувствуешь? – спросила утром мама.
– Ну да. А что?
– У тебя привычка дурацкая появилась, ты замираешь на полуслове и смотришь в одну точку. Что еще за новости?
– Не знаю, – сказала Сашка искренне. – Может, задумываюсь?
Мама вздохнула.
Она действительно выросла за четыре месяца на четыре сантиметра. Отметки на дверном косяке не давали ошибиться: Сашка перестала расти еще в девятом классе, набрав нормальный человеческий рост: метр шестьдесят шесть. А теперь в ней было метр семьдесят. Маму это удивляло и радовало.
– Вы что там, физкультурой как-то особенно занимаетесь?
– Да, конечно! Физрук у нас классный!
Мама желала все знать про институт, про условия, про преподавателей; Сашка рассказывала только правду, тщательно отделяя то, что может быть рассказано, от того, что следует утаить. Дим Димыч давал прекрасный материал для обсуждения: его доброта, его молодость, его умение танцевать классический рок-н-ролл.