Метель. Дилогия
Шрифт:
Их совместные с Дарьей Борисовной занятия начались месяц тому назад. Как-то раз, будучи в гостях у Насти, Саша сказал, что хочет стать врачом. Дарья Борисовна была рядом и услышала его. Дальше Саша стал жаловаться на нехватку учебной литературы. Вот прямо сейчас он нуждался в анатомическом атласе.
– Вы не можете мне помочь в этом вопросе? – спросил Саша Дарью Борисовну.
– Я возьму его для тебя в библиотеке мединститута, - ответила ему Дарья Борисовна.
Вот с этого эпизода и стал Саша водить с ней дружбу. Вскоре он выяснил, что по субботам Дарья Борисовна с полудня до 4-х, а то и 5-ти часов пополудни занимается в читальном зале библиотеки мединститута и навязался ей в попутчики. Там она брала для него литературу,
Вот и сейчас, до неё дошло, с какими претензиями обратилась к ней заведующая библиотекой. А вот и она, легка на помине. Да не одна. За ней поспешает ректор мединститута, Воробьёв Семён Иванович.
«Что за вздорная баба», - подумала про Рыжевскую Даша.
– Вот, полюбуйтесь, Семён Иванович, - Рыжевская торжествующе указала на Сашу.
Саша встал и вежливо поздоровался.
– Здравствуйте, Семён Иванович. Меня зовут Александр Смирнов. Я ученик 5 "Б" класса школы номер 20. Разрешите выразить вам Семён Иванович своё восхищение. Я счастлив познакомиться с автором такой интересной методики сохранения и восстановления костной ткани. Безусловно, это открытие мирового уровня. Вы ведь заведуете кафедрой хирургии? Я тоже хочу стать хирургом.
Рыжевская открыла рот и издала какой-то невнятный звук. Саша перевёл на неё взгляд и снова повернувшись к ректору, сказал:
– Семён Иванович, покажите своего главного библиотекаря врачам, по-моему, у неё налицо все признаки панкреатита.
– Вот как? – отмер от удивления ректор. – Вы полагаете?
– У меня нет ни тени сомнения, - ответил Саша.
– А что скажет наша уважаемая Дарья Борисовна? – спросил её ректор.
– Боюсь, что я не готова ответить на такой вопрос, - прокашлявшись от неожиданности, ответила Даша, - это у нас Саша спец по диагностике.
– Вот как? – снова и ещё больше удивился ректор. И обратившись к Саше, спросил:
– Вы не расскажете нам, коллега, как вы определили панкреатит у уважаемой Евдокии Артуровны?
– Как вы знаете, - лекторским тоном начал свой ответ Саша, - внешних признаков панкреатита очень немного, но в данном случае они все налицо. Я начал наблюдать уважаемую Евдокию Артуровну с месяц назад. За этот месяц она сильно и быстро похудела. Это произошло на последней неделе. Я слышал, как она жаловалась своей работнице на отсутствие аппетита и тошноту после приёма пищи. Во-вторых, её кожа приняла явно выраженный желтоватый оттенок. В-третьих, она постоянно держит одну руку на животе. Я заметил, что после обеда у неё идут отрыжки и пару раз заметил, что она пускает газы. Мне кажется, что этого вполне достаточно, чтобы насторожиться и, по крайней мере, сходить в поликлинику. Если пустить на самотёк, то можно будет вскоре ожидать первого острого приступа.
Рыжевская растерянно посмотрела на ректора:
– Семён Иванович, - жалобно проблеяла она, - да что же это, неужели это правда?
– Мне кажется, - ответил ей Воробьёв, - что в данном случае молодой человек абсолютно прав, и я бы на вашем месте не пренебрёг его советом. Идите прямо сейчас, я вам разрешаю покинуть рабочее место. Светочка справится одна, сегодня суббота, народу, как сами видите, практически никого нет, раз-два и обчёлся.
Проводив Рыжевскую взглядом, ректор вновь обратился к Саше:
– А что вы скажете насчёт меня?
– А вам бы я посоветовал проконсультироваться с Никитиным.
– С Егором Алексеевичем?
Саша кивнул.
– Вы видите что-нибудь серьёзное?
– Когда дело касается нашей сердечно-сосудистой системы, то тут несерьёзного бывает мало, - ответил Саша.
– Понятно, - поскрёб затылок Воробьёв.
–
– Я разрешаю вам, Александр, приходить в нашу библиотеку и заниматься здесь в любое удобное для вас время. Пройдёмте, со мной, я распоряжусь выдать вам читательский билет с правом получения литературы на дом.
С этого времени Сашу часто можно было видеть в читальном зале, да и на абонемент он заглядывал практически ежемесячно.
***
В тот же день, часом позже, в кабинете Князева.
– Послушай, Андрей, - сказал Князев, обращаясь к Смирнову, – давно хотел тебя спросить. Ты не удивляйся моему вопросу, я его многим задавал. Скажи мне как на духу, ты к выздоровлению Лизы имеешь какое-нибудь отношение?
– Как тебя понимать, Ерофей Данилович? – задал ему Андрей встречный вопрос. Они давно уже в неофициальной обстановке разговаривали на «ты». – Какое отношение я могу иметь к её выздоровлению? Или ты спрашиваешь моё отношение к этому событию? Если так, то я очень рад и за Лизу, и за тебя, Ерофей Данилович. Я знаю, что такое неизлечимая болезнь, сам страдал от такой.
– Да, ты как-то рассказывал что-то такое, но откровенно говоря, я уже забыл. Ты не можешь вкратце рассказать ещё раз, - попросил Князев.
– У меня была открытая форма туберкулёза. На фронте, я однажды отстал от своего поезда. Дело было в апреле 1945 года. На полустанке я налегке, в одной гимнастёрке побежал в буфет, разжиться хоть чем-нибудь и когда возвращался увидел, что мой поезд отходит. Все бросил, что купил и побежал за поездом. Успел вскочить на подножку последнего вагона. Стучался, но никто не открыл. Потом выяснилось, что в вагоне был груз, а людей не было. Сопровождающие ехали в соседнем вагоне. Короче говоря, провисел я на этой подножке час или полтора, пока не прибыли на соседнюю станцию. Там уж меня сняли. Простыл, болел, а потом у меня случился приступ с кровотечением. Врачи поставили диагноз – открытая форма туберкулёза. С тех пор был на инвалидной группе. Спасибо одному врачу. Уже после войны, проходил я как-то медкомиссию. И один врач, пожилой уже мужчина спрашивает меня, как я заболел. Ну, я ему все и рассказал. Он говорит, а почему вы тогда не инвалид войны? Я только плечами пожимаю. Мне-то откуда знать. Оказывается, раз я заболел, будучи на фронте, то имею право на документ инвалида ВОВ. А там пенсия почти в два раза больше. Стал хлопотать, просьбу удовлетворили, бумаги, соответствующие у меня, были в полном порядке. Так с тех пор и был инвалидом ВОВ вплоть до позапрошлого года. Почитай каждую весну, а иногда и осенью, у меня обострение было с кровотечением. Иной раз полный таз крови за один приступ набегало.
Андрей замолчал. Было видно, что воспоминания его гнетут.
– А, сейчас?
– осторожно задал вопрос Князев.
– В конце 1950 года инвалидность с меня сняли полностью. Туберкулёза не обнаружили, говорят, как не было. Ещё в начале 1950 года он был, а потом исчез, как отрезало. Все врачи только руками разводят. Говорят, что такие случаи иногда бывают, но очень редко. Как только инвалидность сняли, так сразу и пенсию по инвалидности перестали платить. Ну, вот тогда я к вам и устроился на работу.
– М-да, - задумчиво промычал Князев. – Ещё одно чудесное исцеление в нашу копилку.
– Это вы о Лизе? – спросил Андрей.
– О Лизе и не только о ней. Тут уже десятка два различных случаев неожиданных исцелений набирается. Один только скандал в Юськах чего стоит. Слышали, наверное, о таком?
– Нет. У меня в последнее время работы выше крыши было, и по работе, и по учёбе. Не было времени сплетни собирать.
– В том-то и дело, что это не сплетни, а установленный и задокументированный факт.