Метка Каина
Шрифт:
— Да, это так. Но… есть и еще кое-что. И мне необходимо знать: чего хотел от вас Нэрн?
Профессор нахмурилась.
— Ладно. Да… Мы с Ангусом довольно близко знакомы. Он весьма эксцентричен… но все-таки обаятельный молодой человек. Очень талантливый ученый. Шотландский пресвитерианин.
— Понятно.
— Но я уже очень давно ничего о нем не слышала. Впрочем, я так погрузилась в работу…
— Так о чем вы с ним говорили?
— О многом. Его интересовали некоторые весьма странные вещи. Как связана история проклятия Каина с инквизицией, с басками и каготами.
— Каготами?
— Да, это такое племя французских париев, неприкасаемых.
—
— А о них большинство людей никогда не слышали. Они были как раз одной из групп жертв этой экстремистской теологической теории проклятия Каина. Некоторые католические священники считали их сыновьями Каина, бла-бла-бла, а потому и преследовали их. Во французском католицизме есть в высшей степени расистское течение, иной раз антисемитское, и оно существует по сей день.
— То есть?..
— Помните французского архиепископа Лефевра? Он был отлучен от церкви за свои крайне ортодоксальные взгляды, противоречащие Ватикану, ну, и так далее. Кое-кто из его последователей открыто поддерживал холокост. Это направление католицизма было связано с марионеточным профашистским режимом Виши во Франции. А некоторые французские священники-ренегаты открыто сотрудничали с нацистами.
— Как именно, в чем это выражалось?
— Прежде всего, они служили капелланами в концентрационных лагерях. — Эмма снова посмотрела на часы. — Боюсь, мне действительно скоро пора будет идти…
Саймон кивнул.
— Но еще на парочку вопросов ответите?
— Постараюсь. Только давайте побыстрее.
— Что еще вы обсуждали с Нэрном?
— О… многое, очень многое. Мы даже вместе ужинали пару раз, — на лице профессора на мгновение вспыхнуло выражение задумчивой тоски. — Его, кстати, чрезвычайно интересовало, что случилось с результатами медицинских исследований каготов.
— Простите? Какие исследования?
— В 1610 году, в период наиболее сильного преследования каготов, король Наварры приказал своим придворным медикам изучить анатомические особенности каготов. — Эмма Вайнард взмахом пальцев обозначила кавычки, цитируя: — «Их отличия от других людей». Результаты этих исследований остались неизвестными. Но известно, что вскоре после этого высшие церковные иерархи начали эмансипировать каготов, чтобы остановить преследования, хотя им понадобились века для того, чтобы искоренить фанатическую неприязнь к каготам у младшего духовенства и крестьян. То же самое относится и к баскам.
— То есть?
— Басков ведь тоже постоянно преследовали, считая народом колдунов. Ирония тут в том, что сожжение басков было прекращено испанской инквизицией. Некий инквизитор по имени де Салазар изгонял и преследовал охотников на ведьм. Он лишил положения французского охотника на ведьм де Ланкре, одержимого проклятием Каина. — Эмма мягко улыбнулась. — Это, кажется, противоречит общепринятому мнению о Риме и инквизиции как яростных преследователей еретиков и разных меньшинств — но в действительности католическая элита стремилась к добру, и именно благодаря ей в итоге смогли выжить и баски, и каготы.
— А что случилось с результатами обследования каготов?
— Вот как раз это и интересовало Нэрна больше всего. — Эмма Вайнард взяла сумочку, готовясь уйти. — Я ему сказала, что инквизиторы особо охраняли все свои тайные документы относительно басков и каготов, это был высший уровень секретности.
— Тогда, полагаю… эти документы отсылались в Рим, в Ватиканскую библиотеку?
— И да и нет. Не забывайте, что инквизицией руководили доминиканцы, черные монахи,
44
Собаки Господни ( англ.).
— Мне нравится этот средневековый каламбур.
— Доминиканцы были самыми яростными сжигателями ведьм в Средние века. Две таких «собаки Господа» сочинили Malleus malleficarum, «Молот ведьм», ставший буквально библией охотников на ведьм. Боже, уже почти три часа!
Женщина уже поднималась с места. Саймон встал и пожал руку мисс Вайнард, пока она элегантно приносила извинения:
— Мне очень жаль, что приходится убегать. Но нужная мне библиотека закрывается в четыре. Однако я могу еще ответить на ваш последний вопрос — вы ведь хотите знать, что случилось со всеми теми соблазнительными архивами?
— Очень хочу.
— Отлично. Некоторые из самых реакционных доминиканцев в особенности цеплялись за проклятие Каина. Они и по сей день в него верят и отказываются бросить материалы, которые, как им кажется, подтверждают их точку зрения. Но в то же время Папа Римский не хотел раскола — Папы никогда не хотят раскола! — так что в итоге был достигнут некий компромисс.
— Продолжайте…
— Документы, относящиеся к каготам и баскам, были сохранены, но в великой тайне. Их держали в Ангеликуме, доминиканском университете в Риме. И многие века они пребывали там в полной сохранности. Но потом, после войны, после нацистов, кто-то счел, что это место недостаточно надежно для столь… провокационных документов. Вы и сами понимаете, что это действительно проблема, — она снова осторожно улыбнулась. — И что же случилось? По слухам, архив переправили в какое-то другое место, еще более надежное. Но это всего лишь слухи. Так что ответ на ваш вопрос представляет вот такую любопытную истину: никто этого не знает наверняка! Ученые десятилетиями спекулировали на этой теме. Рассуждали, что же случилось с документами о басках и каготах. Это теперь настоящая теологическая головоломка.
— А вы сами что думаете?
— Я? Я подозреваю, что эти архивы были просто уничтожены и что вся эта болтовня о конспирации — просто фантазии. Именно это я и сказала Ангусу Нэрну, к его великому разочарованию. Но так уж обстоит дело. А теперь я должна вас покинуть, пока у меня весь день не пропал понапрасну.
— Ох… большое вам спасибо! — Саймон чувствовал себя пресыщенным; он все еще переваривал странный обед и еще более странную информацию. — Еще раз спасибо. Все это невероятно полезно и интересно. Просветляюще.
Профессор небрежно бросила, что благодарить тут не за что. Ее улыбающееся лицо исчезло, когда леди спустилась вниз по винтовой лестнице. Оплатив счет и спрятав в карман чек, Саймон через минуту-другую тоже покинул ресторан.
На улице он поймал такси, чувствуя себя довольным проделанной работой. Теперь Куинн вполне мог позволить себе отправиться домой. Он развалился в большом лондонском такси и закурил толстую воображаемую сигару.
Но тут он вспомнил. Фазакерли. И пока такси катило мимо часовых мастерских и стеклянных стен квартир на Клеркен-уэлл, журналист достал из кармана телефон и прослушал голосовые сообщения.