Меткий стрелок
Шрифт:
Первые две фуры благополучно опустошили, парни работали споро, знали, что нас спалит первый же украинский дрон. Все нервно поглядывали на детектор коптеров, прислушивались не раздастся ли противный писк. В Донецке светомаскировку соблюдали так себе — от спутника и самолета ДРЛО бумагой на окнах не заклеешься — поэтому рядом то тут, то там мигали огоньки автомашин, фонари патрулей….
— Зря ты, Нин, поехала со мной — я повернулся к жене, которая вела учет груза на планшете — Шило у тебя в заднице. Сейчас прилетят Шторм Шэдоу —
Супруга мне улыбнулась, подмигнула. Нинка — боевая соратница. Моложе на двадцать лет, энергии — через край. Стреляет из автомата и пистолета, водит машину. С рацией на «ты». Уже дважды ездила со мной в Донецк в составе миссии. Пытался запрещать, бесполезно. После одного, особо громкого скандала — сама сорвалась и поехала в ДНР всего с двумя волонтерами. Без спросу. Чуть не развелся тогда — так переживал. Решил, раз уж нельзя запретить, буду хотя бы контролировать все.
Ага. Сообщи небесам о своих планах…. При разгрузке гуманитарки из второй фуры, вдруг раздался резкий свист, рвануло справа. Стало светло, как днем. Взрывная волна пришла вместе с новым накрытием. И это была кассета. БУУМ, и тут же много мелких взрывов. Меня повалило, ударило в бок и в голову.
— Прячьтесь! — закричали вокруг, я попытался повернуть голову к жене. Сначала не получалось, потом все-таки смог обернуться. Там, где она стояла курилась тротиловом дымом большая воронка. И почти сразу кто-то окончательно выключил свет.
Очнулся и первое, что я почувствовал — запах. Резкий, химический. Хлорка вперемешку с чем-то медицинским, стерильным. И почему-то запах персикового сока.
Звуки пробивались словно сквозь вату. Мерный писк справа. Пик… пик… пик… В какой-то момент я понял, что подстроился под этот ритм и дышу вместе с ним. Где-то вдалеке голоса — приглушенные, неразборчивые. Шарканье подошв по полу. Жужжание какого-то прибора. Шелест то ли штор, то ли халатов.
— Диагноз при поступлении: тяжелая черепно-мозговая травма в результате осколочного ранения, осложнение: рефрактерная внутричерепная гипертензия — мужской баритон бубнил над самым ухом — Множественные очаги ушиба головного мозга. Диффузный отёк мозга.
— Какое внутричерепное давление? — отвечал собеседнику чей то густой бас.
— Тридцать пять миллиметров ртутного столба
— Зачем тогда выводить его из искусственной комы??
— Уже шестой день пошел. Давление понизилось и мы подумали…
— Подумали они!
Открыть глаза оказалось сложнее всего. Веки будто налиты свинцом. Когда всё же получилось — первый импульс снова зажмуриться. Свет, несмотря на полумрак, резал глаза. Всё расплывалось, но постепенно я начал различать детали. Белый потолок с какими-то трубами. Капельница справа. Зелёная линия на мониторе, пляшущая вверх-вниз. Пластиковые пакеты с прозрачной жидкостью.
Хотел повернуть голову — не вышло. Что-то мешало, давило на горло. Трубка? Попробовал поднять руку — тоже не получилось. Рука не моя, тяжелая, словно чужая. В вене катетер, примотанный пластырем. Пальцы онемевшие, не слушаются. На указательном — прищепка
— Андрей Георгиевич, вы меня слышите??
В поле зрения появился обладатель баритона. Бородатый мужчина в медицинской маске и зеленой бандане. Я с трудом скосил глаза — рядом стоял обладатель красной банданы, он же густой бас:
— Моргните, если слышите.
Я послушно моргнул. Во рту сухость страшная. И привкус… металлический, что ли? Язык распух, едва ворочается. Попытался сглотнуть — и тут накатила первая волна боли. Горло будто наждаком выдрали. Внутри какая-то трубка. Похоже я в реанимации. Сознание плыло, сосредоточиться получалось все труднее и труднее.
— Вы помните, что случилось? Моргните один раз, если помните, два раза если нет. Мы должны оценить степень повреждения мозга.
Повреждения? Я почти ничего не помнил. На всякий случай, моргнул два раза.
— Вас зовут Андрей Георгеевич Исаков — забубнил над ухом баритон — Возраст — семьдесят два года. Вы чрезвычайный и полномочный посол, в отставке. Сопровождали гуманитарный груз в Донецк, попали под налет ракет.
Нина!
Я попытался вытащить из себя трубку, но силы стремительно уходили. Нина!! Хотелось кричать. Из глаз полились слезы.
Голос врача начал куда-то уплывать, накатила тошнота и слабость.
— Мы теряем его!
— Вводите пропофол внутривенно!
Последнее, что помню — чья-то тёплая рука на лбу и все.
В лицо чем-то плеснули, я резко открыл глаза. Рефлекторно схватился за горло. Вытащить трубку, Нина!
Только вот никакой больницы c врачами вокруг не было. А был все тот же самый салун 'Каньон грехов" и два лица, которые склонились надо мной — шерифа и барменши.
— Очнулся! — по-английски произнесла женщина, похлопала меня по щеке — Слава тебе господи!
Так и сказала — Глори Лорд. Я практически повторил за ней по-русски — Боже ты мой…
Глазам своим не верю! Я в салуне на Диком Западе! Посмотрел на свои руки, потрогал мокрое лицо. Бритое, узкое. Меня охватила дрожь, дышать стало трудно.
— О чем это он? — поинтересовалась Мейбл
— Какой-то иностранный язык — с сомнением произнес шериф — Эй, парень! Ты как? Не может быть, чтобы с одной рюмки виски тебя так вынесло. Пойло у Мейбл, конечно, ядовитое…
— Джон! — барменша с возмущением посмотрела на шерифа
— Мне стало плохо? — я собрал разбегающиеся мысли, перешел на английский. Все-таки сорок лет мидовской практики, почти родной язык.
— Выпил рюмашку и сразу упал — ответил Джон — А на вид крепкий!
Мак-Кинли с барменшей подхватили меня под локти, вздернули с пола на подрагивающие ноги. Усадили за один из столиков. Я начал тупо разглядывать свои руки. Длинные пальцы, ладони в мозолях. Потом посмотрелся в зеркало. Оно все и подтвердило — на меня смотрел молодой русоволосый парень с голубыми глазами. Нос — прямой, с едва заметной горбинкой, придавал лицу благородный профиль, будто доставшийся от далекого предка-испанца. На лбу, чуть выше левой брови виднелся небольшой шрам…