Методика обучения сольному пению
Шрифт:
— Ты скоро и холодильник будешь в шапке и пальто открывать! Надо же приучать себя к холоду, а то так и будешь все время киснуть…
Я пытался отбиваться:
— Так горло у меня слабое. Чуть что — и готово, ангина.
— Подумаешь, горло! Надо и его закалять. Полоскать холодной водой, постепенно снижая температуру. Никакое горло беспокоить не будет.
— Да пытался. Раз чуть воспаление легких не получил.
— Значит, не так, как надо, делал. Все надо с умом. Давай научу.
— В следующий раз.
— Опять увиливаешь?
— Да ничего подобного, просто времени уже нет, надо бежать.
Мы
Последние дни я постоянно ощущал в себе тоскливую заторможенность, неприятное чувство покинутости. В школе я был мечтателем, любовь к Прекрасной Даме была отдушиной, где я глотал порцию свежего кислорода, чтобы превозмочь серость будней; всполохи романтических надежд оживляли мое сердце. Сейчас эта мечтательность, задушенная хмурой осенью в чужом городе, и не думала оживать, приходить ко мне на помощь, потому что образ Прекрасной Дамы, сотканной из воздуха, вдруг наполнился кровью, дыханием человеческой плоти…
Но я чувствовал, что заплутался. Летящей походкой мелькала Башкирцева мимо меня, я видел всплеск солнечной волны ее волос где-то вдалеке от себя — и мир разбивался, в мелких осколках нерастраченной любви лежал у моих ног. Я ощущал пронзительно и сладко, как стучит мое сердце, разбуженное и потревоженное, снова мечтающее взлететь и сгореть в светлом пламени поклонения. Оно устраивало бунт, и я иногда с удивлением обнаруживал себя резво шагающим к Башкирцевой… Сердце и разум сошлись в рукопашной, мне оставалось только сдаться на милость победителю — но уже сейчас моя душа тлела и скручивалась, как легкая береста, уничтожаемая огнем.
Как все проще происходило у Алексея! Как-то застав его за ремонтом Машиных часов (и это он умел!), я чистосердечно восхитился его стратегией:
— Хитрющий ты мужик, Алексей. Прямо-таки петлю накидываешь на человека. Наверное, даже английская королева не устояла бы перед твоим натиском.
Яблонев, прижмурив левый глаз, посмотрел на меня насмешливо и снисходительно:
— Королева мне не нужна. Из нее хорошей жены не получится. А вот Маша — это то, что надо. Все просто: я должен переложить все ее жизненные проблемы на свои плечи, женщина в наше время нуждается в твердой надежной опоре.
Я хмыкнул:
— У каждого — своя теория. А вот Авдеев считает, что завлекать надо интеллектом.
Алексей рассмеялся:
— Кого он завлечет своим интеллектом? Нет, Антон, из твоего интеллекта шубу не сошьешь. Отношения между мужчиной и женщиной, в основном, могут строиться только на деловой основе.
— А любовь?
— И любовь — только другая. Заботливая, рациональная, что ли. Ну, разные там фифочки, слюнявочки, стишата про лунные ночи — это сгодится для первой школьной влюбленности. Замуж-то в это время никто не выходит, так? А в моем возрасте («Какой у тебя возраст?» — подумал тут я) надо думать о долгосрочном плане: создании семьи, получении квартиры, хорошей работе.
— Да ты что, жениться, что ли, на Базулаевой хочешь? — изумился я.
Он встал, уперся руками в край стола, секунду-другую молчал, потом изрек:
— Не исключено. Надо, чтобы я ей понравился.
— Понравишься, — убежденно произнес я. — Ты не можешь не понравиться.
На ноябрьскую демонстрацию
Все, кто остался в городе, не поехал домой на эти три коротких дня, снова решили «собраться». Топтались у студенческой столовой — продрогшие, с посиневшими носами, — ждали Башкирцеву, которая по ходу демонстрации куда-то исчезла, а говорила, что и в этот раз можно у нее посидеть. Появилась она не скоро, даже и не подумала извиниться — этакая недовольная всеми принцесса из сказки братьев Гримм, — и мы двинулись к ее дому.
Мы ввалились, как табун, в уже знакомую прихожую и… наткнулись на отца Башкирцевой.
Все вмиг притихли, а Башкирцев, глядя на наши растерянные лица, захохотал. Голос у него слегка потрескивал и как бы искрился, — и вообще он привлекал обаятельностью породистого настоящего мужчины: крупная голова с ежиком полуседых волос, упрямые, будто затвердевшие глаза, чуть загнутый вверх подбородок; светло-серый костюм подчеркивал спортивную подтянутость его фигуры.
Мы вразброд — кто в лес, кто по дрова — поздоровались.
— Вот вы, значит, какие, — ответив нам, заискрил голосом Башкирцев. — Будущее перестройки, будущее страны, те, кто заново перепишет нашу многострадальную историю… А может, и не надо ее переписывать, а? Ладно, ладно, я шучу. Вы, наверное, пока об этом не думаете — на первом курсе я был большим балбесом. Только не обижайтесь: это не в упрек, это своего рода комплимент. «Безумству долг мой заплачен…» — как гениально заметил поэт. Теперь ваша очередь. Живите, радуйтесь, наслаждайтесь. А лет так через пяток — тогда вгрызайтесь в общество, исправляйте его, бичуйте наши ошибки. Все идет по кругу — «все ведомо, и только повторенье грядущее сулит». Но стоп — вижу по глазам дочери, слишком долго держу вас у порога. Итак, я, как вы любите выражаться, отваливаю…
Когда за Башкирцевым захлопнулась дверь, мы разделись. Усаживаясь за стол, Алексей бросил мне предупреждающий взгляд, но водки не было, пили сухое, но и его я почти не касался.
В этот раз, наученные горьким опытом, все вели себя чинно и благопристойно: спорили о новых течениях в поп-музыке, о пьесе Шатрова, о том, почему застрелилась жена Сталина…
Немного погодя, я вышел на балкон с теми, кто решил перекурить, спрятался от бешеного ветра в уголочек и думал о том, что надо было бы ехать домой, а не оставаться здесь…
Сквозь оконное стекло видно было, как танцуют в комнате. В полумраке разглядел пару — Башкирцева и Авдеев. Я замечал, что Сашка начинает увиваться за Катей, но это меня не трогало, я был уверен, что опасность его интеллекта на Катю не распространяется. Их фигуры напряженно застыли. Авдеев проповедовал довольно странную манеру танца: стоит на месте, перебирает слегка ногами и клонит подругу то вправо, то влево.
Ко мне подошел Есипов, сердито сопя; я посмотрел на его раскрасневшееся лицо.