Методом исключения
Шрифт:
Сотрудники Бюро определяли вновь прибывших в безвкусный новострой, снабжали простенькими проектами, приставляли куратора. Ссыльные быстро обживались на месте, писали жалобные письма семьям о загрузке на работе, сбивчиво объясняли, что отпуск откладывается на следующее лето. На памяти Захара ни один человек не вернулся из резервации, хотя Бюро оставляло за балластом такой шанс.
— Неужели никто… Костя, как это возможно?
Только что закончилась первая командировка Захара в резервацию. Он честно старался вдохновить команду,
— Люди не меняются, — начальник направления Костя поправил очки, солнечный зайчик, прорвавшийся сквозь жалюзи, гулял по бритой голове. — Вот нам и остаётся действовать методом исключения.
— Но это же тюрьма!
— Напротив, свобода! — глаза Кости заблестели воодушевлением, будто сам давно желал такой жизни. — Делают, что хотят! Разумеется, на определённом участке суши.
Костя осёкся, серьёзно посмотрел на Захара:
— Знаешь что, возьми-ка отпуск!
Брать отпуск Захар не стал, вместо этого попросился перевести его с текущего более или менее стабильного проекта снова в резервацию.
Захару вспомнилось, как еле заметно дёрнулась правая Костина бровь, когда тот заверял его перевод. Для всегда сдержанного шефа это было невиданным проявлением чувств.
Он так и не понял, что задело Костю, но отказываться от затеи не собирался. Люди не безнадёжны, надо просто до них достучаться.
Прошло два года. Захар терпеливо «стучался», настойчиво колотил, бесцеремонно бил кулаками, но дверь ему не открыли. По другую сторону безразлично смотрели в глазки сытые жители резервации, молчали и, казалось, чего-то ждали. Захар устал — не было сил даже ненавидеть этот заколдованный хаосом город.
Он вернулся на столичные проекты, втянулся в привычный рабочий ритм, вспомнил нормальную, логичную жизнь. Успел познакомиться и расстаться с милой спокойной девушкой. Она оказалась нестерпимо скучной. Воспоминания о резервации уже затягивались старой раной на его самолюбии, но полностью рана зажить не успела. Его снова отправили в тот город. Захар спросил, можно ли пересмотреть назначение, но ему ответили резким отказом…
Под вечер жара убралась восвояси, её сменил несерьёзный тёплый дождь.
Захар вошёл в помпезный холл «Императора». Девушка на ресепшен зевала, листала цветастый журнал. Когда Захар поравнялся со стойкой, она подняла осоловевшие от безделья глаза:
— Вы ведь жаловались на поломку в ванной?
Захар кивнул: да, было такое. Сегодня утром у него в руках остались оба крана от смесителя — он удивился, но так, для проформы. В прошлый раз на темя угодила душевая лейка.
— Ну так мы сантехника вызвали, — девушка прислушалась к словам, будто не веря, что может говорить такую ересь.
Обычно «Император» не отличался трепетной заботой о постояльцах — они выкручивались сами, не успевая дождаться ремонтников, запаздывающих на недельку-другую.
—
Та фыркнула, поджала тонкие губы.
Захар остановился перед своим номером. За дверью шаркали чьи-то ноги, позвякивали металлические предметы. Вернуться на ресепшен, потребовать объяснений? Никуда он не пойдёт, хватит! Захар распахнул дверь.
— Покажись, кто пришёл! — бодро крикнули из ванной.
— Нет, это ты покажись! — раздраженно ответил Захар.
— А чё показываться, сантехник как сантехник. А вы кто такой? Может, вор? Что я потом постояльцу скажу?
Седой мужчина в засаленной робе возился со смесителем. Судя по количеству разбросанных в ванной инструментов, ошмётков пакли и окурков — работа шла не первый час, и конца и края ей не было видно.
— Так бы и сказали, что здесь живёте! — мужчина поднял голубые в красных прожилках глаза на Захара. — Подайте мне вон тот ключ, пожалуйста! — и сантехник ткнул пальцем в угол.
Захар не двинулся с места, он набрал полную грудь воздуха, чтобы дать достойную отповедь, но сантехник оказался быстрее.
— Ладно, сам возьму… Вы ж только с работы пришли, устали, небось. Знаете, нельзя так много работать — нервы ни к чёрту становятся, вкус к жизни пропадает. И ради чего? Вот вы своим делом занимаетесь?
— Вас это не касается! — процедил Захар. — Забирайте весь этот металлолом и уходите!
— Да не волнуйтесь вы так, закончил я уже.
Сантехник собрал инструменты в холщовую сумку, проверил, всё ли на месте, наконец щёлкнул застежкой, хлопнул себя по карманам робы и только тогда в упор посмотрел на Захара.
— Значит, не своим. Я так и думал. А жаль! Стараетесь ради чужого…
Кажется, Захар грубо вытолкал его из номера. Возможно, даже ударил. События того вечера помнились смутно. Он снова бродил по улицам — в изрядно потрёпанном костюме, с пустой головой, сроднившись с местными обитателями стойким амбре перегара.
Поздно ночью, ввалившись в номер, он споткнулся о какой-то свёрток. Выругался, опустился на пол. Разворошил пропахший паклей полиэтиленовый пакет, достал потрёпанную книгу. Название и автора удалось разобрать не сразу — буквы плясали перед глазами. А когда разобрал, протрезвел.
Умберто Эко. «Имя Розы». Когда-то давно он дочитывал эту книгу из принципа — продирался сквозь неё, как через колючие кусты. А вот сантехнику сей труд, видно, пришёлся по вкусу.
Как же он ненавидит этот город! Хаос, бесправный мир, помойка цивилизованной страны! Безумные, непутёвые, бестолковые люди. И даже они оставляли его, Захара, в дураках.
Теперь, чувствуя под пальцами шершавый корешок книги, он вдруг подумал, что получил по заслугам.
Утро пришло непрошеным, и Захар с удовольствием прогнал бы его, если б мог.