Метрополис. Индийская гробница(Романы)
Шрифт:
— Думаете ли вы, что эти камни достаточно хороши для того, чтобы ими написать имя княгини в мрамор? — спросил раджа громко.
— Они были бы достаточно красивы для украшения живущих, — произнес серьезно Брингер.
— Да. У него лучшие связи с индийскими камнеторговцами. Но не стоит ему показывать своего удовольствия. Каждое слово изумления и восторга стоит тысячу рупий, а он и так не дешев.
Магомет следил внимательно за ними.
— Прошу твоего друга присесть, — сказал он любезно.
— Мой друг не сядет,
— Не скупись, избранник Божий! Не ставь меня в неловкое положение, ибо я обещал ему, что он увидит то, чего еще никогда не видал. То, что находится здесь, не лучше того, что носят в впадинах глаз мои кони. В ноздрях моих танцовщиц сверкают более крупные изумруды, чем я вижу здесь, а в их браслетах есть такие сапфиры, которых я не вижу у тебя. Мне было бы неловко подарить своим женам то, что разостлано перед нами, потому что последняя из них могла бы сказать: «постыдись, скупец».
— Твой друг думает иначе, — сказал с хитрой улыбкой купец. — Его глаза радуются виденному.
— Магомет Бен-Гассан, мой друг вежлив, и никогда не покажет своего разочарования, даже если бы оно было больше моего изумления! Позволь мне поклясться бородой пророка, что мое терпение скоро иссякнет! Я не потому приехал сюда на слоне, по пыли и удручающей жаре, чтобы меня и моего друга постигло такое разочарование, о перл среди купцов! Ты прислал ко мне посыльного, у которого хватило нахальства сказать мне, что будто бы тебе удалось собрать такие сокровища, перед которыми блекнут звезды. Я пришёл, потому что поверил твоим словам, и что же я нахожу? Саад Ибн-Саид, живущий на берегу Гопура, имеет в своей маленькой лавочке больше прекрасных камней, чем ты, Магомет Бен-Гассан, в своем хвастливом подвале.
— Аллах да сохранит твои глаза, раджа, — завопил Гассан, недовольный. — Саад Ибн-Саид — собака и мошенник, которому за его грехи пора в ад. Если ты в его вонючей лавочке найдешь хоть один такой камень, как здесь, справедливейший из раджей, — хоть один такой рубин, величиной с голубиное сердце, хоть один такой топаз, такой опал, величиной с мою ладонь и из-за которого гурия пришла бы с неба на землю, если ты найдешь хоть один такой камень, то пусть мои дети и внуки выплюнут имя Магомета Бен-Гассана на посмешище женщин.
— Не болтай зря, друг мой Магомет, и лучше принеси-ка что-нибудь получше этого; или, клянусь головой, я повернусь и уйду, пойду к Саад Ибн-Саиду и осрамлю тебя таким образом на весь Эшнапур.
Магомет Бен-Гассан съежился и посмотрел на раджу. На его лице не заметно было ни малейшего гнева или недовольства. Его хитрые глаза смеялись.
— Купишь то, что я тебе покажу?
— Ты хочешь ставить мне условия?
— Я показываю только тому, кто покупает, солнце среди властелинов.
— А я покупаю только то, что увидел, драгоценность среди купцов.
— Я принесу тебе
— Не рассчитывай на это, мой друг, — вскричал раджа. — Мне останется достаточно рассудка, чтобы быть настороже, потому что ты, великолепный, любишь призывать имя пророка всегда, когда тебе нужна его подмога при плутовстве.
Не было слышно ответа Гассана, хотя он оставил за собой дверь открытой. Только что он вступил в соседнюю комнату, как зазвонил колокол и этот звон съедал, заглушал все прочие звуки.
— Новая предосторожность со стороны старика, — прошептал раджа на ухо Брингеру. — В последнее время он сделался что-то уж очень осторожным.
Рамигани продолжал стоять с раскрытым ртом. Его глаза были одурманены больше, нежели ослеплены; он пил, упивался немой страстной игрой красок цветных камней.
— Если мне захочется когда-нибудь освободиться от этого человека, — заметил вполголоса раджа и по-азиатски улыбнулся, — то мне нужно будет только сказать ему: «возьми из сокровищницы Гассана то, что тебе нравиться»… И он никогда больше не вернется.
— А вы разве полагаете, что захотите когда-нибудь от него избавиться?
Раджа пожал плечами.
— Что знает сегодня о завтрашнем дне? — заметил он вяло.
Звон прекратился; Магомет вернулся обратно. Он нес в руке мешочек; закрыл за собою дверь и опять уселся на ковре. Лицо его было серьезно и благостно.
Он положил мешочек перед собой на ковер, поднял руки и произнёс:
— Свидетельствую: нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его!
— Вот он где, пророк то! — сказал раджа.
— Прошу тебя, князь, подойди, и позволь тебе предложить место рядом с собой! — сказал купец и стал развязывать мешочек. Руки его дрожали.
— Идите, — сказал раджа и потянул Брингера за рукав. — Сейчас начнется борьба.
Они уселись против мусульманина. Рамигани встал за спиною Брингера; он чувствовал дыхание индуса над своей головой.
Магомет Бен-Гассан высыпал камни, один за другим, на свою ладонь и раскладывал их на полу своего белого бурнуса. Он говорил с камнями и с самим собою с воодушевлением. Седая борода его дрожала.
Он мог торжествовать. Когда он взял свое последнее сокровище, изумруд, величиной с орех, и поднял его с ловкостью фокусника двумя пальцами вверх, так, что по воздуху точно зеленая молния промелькнула, — то раджа схватился за руку Брингера и сдавил ее. Это было нужно, иначе торжество Гассана было бы слишком полным.
Девять камней лежали на бурнусе. Два рубина, пропитанные красным; два сапфира, величественные и радостно-восклицающие; аметист, с темною тенью в середине; два опала — кусочки неба до солнечного восхода, один звездный сапфир и — изумруд.