Мэйдзин
Шрифт:
— Хорошо, так и сделаем.
У меня вдруг выступили слёзы на глазах. Все разрешилось слишком неожиданно.
Дело решилось мгновенно, но я не ног сразу же подняться и уйти, поэтому немного поговорил ещё с супругой Мэйдзина, Сам Мэйдзин больше ни сказал ни слова ни об однодневной отсрочке, ни про Отакэ Седьмого дана. Вообще-то, отсрочка игры на день — это но Бог весть какое важное дело, но ведь Мэйдзин долго мучился ожиданием и, вот, наконец-то назначенная на завтра игра вновь сорвалась. Вряд ли это может быть пустяком для профессионала — участника важной игры. Члены Оргкомитета но посмели даже заикнуться
Я зашел в Оргкомитет, сказал им о результатах разговора с Мэйдзином, а потом отправился к Отакэ.
— Мэйдзин сказал, что согласен на день отсрочки и что игру можно начать послезавтра.
Седьмой дан, похоже, был ошеломлен.
Я продолжал: “Итак, Мэйдзин пошел на уступку Отакэ-сан, поэтому сейчас, когда это особенно нужно, пусть и Отакэ-сан сделает уступку Мэйдзину”.
Жена Седьмого дана, стоявшая возле постели больного ребенка, церемонно поблагодарила меня. В комнате царил беспорядок.
35
Очередная игра состоялась, как и договорились, через день, 25 ноября, то есть, через неделю после первого игрового дня в Ито. Накануне приехали освободившиеся от осеннего квалификационного турнира в Ассоциации судьи Прощальной партии Онода и Ивамото, мастера шестого дана.
Мэйдзин, сидя на узорчатой подушке с лиловым подлокотником, напоминал буддийского священника. В династии Хонинбо ещё со времен ее основателя, участника придворных турниров в феодальных замках, носителя титула “Мэйдзин”, которого звали Санса или по-церковному Никкай, глава семьи всегда носил духовный сан.
Секретарь Ассоциации Явата как-то сказал:
— Нынешний Мэйдзин тоже имеет духовное звание, церковное имя его — Нитион, есть у него и ряса.
В комнате, где проходила игра, на одной стене висела каллиграфическая надпись кисти Хампо, гласившая “Моя жизнь — часть пейзажа”. Глядя на слегка наклоненные вправо иероглифы, я вспомнил, что в какой-то газете встречал сообщение о тяжелом состоянии здоровья доктора Такады Санаэ. Другой свиток изображал “Двенадцать достопримечательностей города Ито” и принадлежал кисти Мисимы Ки, писавшего под псевдонимом Тюсю. В соседней комнате площадью в восемь циновок висел свиток с китайскими стихами бродячего монаха Унсуя.
Рядом с Мэйдзином стояла большая овальная жаровня “хибати”, отделанная павлонией. Чтобы он снова не простудился, за спиной установили ещё одну жаровню и поставили на нее чайник, из носика которого все время шел горячий пар. Седьмой дан настоял, чтобы Мэйдзин повязал шарф и закутался в теплое кимоно на шерстяной подкладке. Мэйдзина слегка знобило.
Объявили записанный 105 ход чёрных, — Мэйдзин сделал ответный 106 ход за две минуты, после чего Отакэ Седьмой дан вновь погрузился в раздумья…
— Ну и чудеса! — бормотал он, словно в бреду, — не хватает времени. Поразительно… Сорок часов на шедевр — и не уложиться! Надо же… Такого в мире ещё не бывало. Растратил время зря… А ведь мог бы сыграть за минуты…
Стоял пасмурный день. За окном неустанно щебетала камышевка. Я вышел на веранду немного разняться. Возле фонтана расцвели вопреки сезону
Седьмой дан потратил на 107 ход один час три минуты. 101 ход чёрных открывал атаку на позицию белых внизу и принёс чёрным очков четырнадцать — пятнадцать. Ход 107 расширил территорию чёрных слева и тоже принес им около двадцать очков, хотя при этом чёрные упустили инициативу. Всем нам, наблюдавшим за игрой, показалось, что чёрные смогут удержать свои приобретения, и мы восхищались этими двумя ходами.
Однако, сейчас инициатива перешла к белым. Мэйдзин сидел с суровым выражением, прикрыв глаза. Дыхание его было тихим и размеренным. Лицо было медно-красного цвета от прилива крови. Щеки слегка подрагивали. Похоже, что он не слышал ни шума ветра, ни доносившегося с улицы грохота барабанов. Свой ход Мэйдзин сделал через 47 минут.
В Ито это был единственный случая, когда Мэйдзин надолго задумался. Но над своим ответным ходом Отакэ Седьмой дан снова думал 2 часа 43 минуты, и этот ход записал при откладывании. Всего в этот день было сделано лишь четыре хода. Расход времени у Седьмого дана составил 3 часа 43 минут, у Мэйдзина — всего 49 минут.
— Здесь могло случиться всё что угодно, — сказал Отакэ Седьмой дан, уходя на обед, — убийственная ситуация. Сказано это было полушутя — полусерьезно. 108 ходом белые атаковали позицию чёрных в левом верхнем углу и начали “стирать” территорию чёрных в центре. Кроме этих двух целей была ещё и третья — защитить территорию белых на левой стороне. Исключительно интересный ход. Ву Циньюань так его прокомментировал:
— 108 ход белых очень сложен. Мне тоже было очень интересно, куда пойдут белые в этой позиции.
36
После двухдневного отдыха утром, в третий игровой день и Седьмой дан, и Мэйдзин вдруг стали жаловаться на боли в желудке. Отакэ сказал, что из-за болей он проснулся в 5 часов утра.
Когда был вскрыт и сделан записанный при откладывании 109 ход чёрных. Седьмой дан вскочил и ушел, чтобы снять верхние парадные штаны — “хакама”, но когда он вернулся на место, оказалось, что ответный 110 ход белых уже сделан. Он удивился:
— Уже есть ход?
— Извините, я без вас позволил себе… — сказал Мэйдзин. Седьмой дан, скрестив руки на груди, прислушался к шуму ветра:
— Кажется, задул когараси… Уже время, пора — ведь сегодня двадцать восьмое.
Хотя дувший накануне вечером западный ветер к утру утих, но всё же нет-нет, да и проносился изредка снова.
108 ход белых угрожал позиции чёрных в левом верхнем углу доски, поэтому Седьмой дан защитился 109 и 111 ходами, и теперь его группе в том углу гибель не угрожала. Если бы группа попадала под атаку белых до этих ходов, то ей грозила бы гибель или ко-борьба. В этом случае возникла бы очень трудная, богатая разветвленными вариантами позиция, какие бывают в задачах на выживание групп.