Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Теперь комки проглоченной всухомятку снеди застряли в пищеводе и вкупе с желчным настроением душили меня. Как мне хотелось, чтобы Уилл сейчас оказался рядом, но из Бьюли он отправился к своей сестре. Никто больше не сумел бы отвлечь меня сейчас от мыслей о потере дочери. Мои хитроумные трюки с папскими посланиями, предписаниями, рукоположениями и парламентскими законами не помогли покончить с «королевским делом», потому что предательство неизменно таилось в сердцах и с этим ничего нельзя было
Потеря дочери… О жестокая участь! Я не мог вынести это. Мне следовало быть мягче. Но ведь я пытался — однако Мария не пошла мне навстречу.
Так тому и быть.
Я сделал знак Джорджу Болейну, и он подъехал ко мне с довольным, но озадаченным видом.
— Джордж, вы мне крайне симпатичны, — начал я ради удовольствия полюбоваться, как бурно растет его замешательство, — а посему я желаю преподнести вам подарок. Отныне Бьюли будет принадлежать вам.
Да, Марии придется передать резиденцию брату королевы Анны.
Он выглядел ошеломленным, как любой человек, которому преподносят совершенно незаслуженные подарки.
— Вы можете вступить во владение, когда леди Мария и ее свита освободят замок.
Он стал что-то лепетать, заикаясь, но я отмахнулся от его несоразмерных изъявлений благодарности.
Проехав еще несколько миль, я оглянулся и поманил к себе Шапюи. Проводя в дороге своеобразную аудиенцию, я отлично справлялся с ролью секретаря, приглашая нужных мне собеседников.
Шапюи догнал меня с такой стремительностью, словно спешил на рыцарский поединок. Я не разочарую его.
— Господин посол, — сказал я, — вы должны узнать о моем разговоре с леди Марией. Я запретил ей в дальнейшем титуловаться принцессой и отдал распоряжение распустить ее свиту. Только что я подарил Бьюли Болейну. — Оглянувшись, я кивнул улыбающемуся Джорджу. — А леди Мария отправляется в свиту принцессы Елизаветы. Косвенно она отказалась принести присягу верности. В силу чего ее можно назвать изменницей.
— Что же содержится в тексте данной присяги?
Сколько еще раз будет подниматься этот вопрос… проклятый, ненавистный вопрос!
— Подписавший ее признает принцессу Елизавету единственной законной наследницей трона. Только и всего.
— И сие косвенно означает, что Мария является незаконнорожденной, поскольку ваше венчание с ее матерью не было таковым в действительности, ибо противоречило Божьим заветам. А посему ваш союз изначально не имел правовой силы?
— Косвенные последствия… не обременены словами! Словесные клятвы, как говорится, не имеют силы закона!
— Законоведческий ответ. Что ж, ваш бывший канцлер Мор наверняка с готовностью признает вашу
— Да. Он же разумный человек и не станет выискивать «косвенные последствия». Но ваши… заинтересованные стороны… не способны последовать его примеру, поскольку им ненавистно то, что утверждает присяга, а все прочее уже не имеет значения.
— Господь поддержит их, — самодовольно улыбнулся он и добавил: — Наряду с Господними посредниками.
— Так вы угрожаете мне? Разумеется. Благодарю вас за честность.
Я избавился от него так же легко, как во время дворцовой аудиенции. Он знал правила этикета.
Предоставленный самому себе, я молча ехал дальше. Денек выдался пронзительно-ярким, мороз стал мягче. Зима пару дней назад стремилась убить меня, а теперь всячески добивалась моего расположения. Она выставила напоказ свой лучший атрибут — чистейшее голубое небо, словно радуясь игривости своей палитры: тени приобрели синий оттенок; золотисто-рыжее солнце плавилось, купаясь в снегу; ослепительно поблескивающие сугробы, казалось, источали внутренний жар. Но вот на горизонте появился Лондон.
Настала пора для очередной аудиенции. Я поманил к себе Генри Говарда. Он резво подскакал ко мне, его миловидное лицо выглядело свежее, чем снег.
— Вы, насколько я помню, примерно одного возраста с моим сыном, — сказал я.
Пусть Мария потеряна для меня, есть еще Генри Фицрой. Дочь разбила мне сердце, но нельзя пренебрегать сыном.
— Вы ведь родились в тысяча пятьсот семнадцатом году, я прав? — продолжил я.
Я знал, что не ошибаюсь. У меня была прекрасная память на такие мелочи.
— Да.
Совладав с удивлением, он почувствовал себя польщенным. Любому приятно, когда кто-то помнит о его дне рождения.
— Вам уже семнадцать лет. Значит, мой сын, Генри Фицрой, моложе вас на два года. Я подыскиваю ему спутника для занятий и досуга. Как вы смотрите на это? Вы оба будете жить как принцы в Виндзоре. Что скажете?
— Что скажу… конечно, я готов, — с запинкой ответил он. — О да, еще бы!
Два непризнанных принца, но в жилах обоих течет королевская кровь.
— Хорошо. Мой сын нуждается в родовитом друге. И вы, по-моему, нуждаетесь в общении с людьми вашего возраста и положения. Слишком долго вы с ним ограничивались обществом женщин да стариков.
Его смех подтвердил мою правоту.
— Весной вы поедете в Виндзор, — сказал я. — Сразу после церемонии пожалования орденов Подвязки, во время которой вы оба займете подобающее место в этой благородной компании.
Вот так запросто, по ходу дела, я приобщил юнца к высшей знати, входившей в самый почетный рыцарский орден королевства. Слова, слова… На словах все так легко.