Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Глупо, но я огорчился. Мне явно стоило поумнеть.
По распоряжению отца я осваивал иные премудрости. Ежедневно меня приходил воспитывать престарелый посол. Его звали Стивен Фарр, более двадцати лет он прослужил Ричарду III и Эдуарду IV, а потом и отцу в посольствах Нидерландов, Бельгии и Люксембурга, Франции и Испании, а также отстаивал интересы Англии перед Папой и императором. Округлое розовощекое лицо моего наставника явно не соответствовало его преклонному возрасту — Фарр был уже на восьмом десятке. Однажды я упомянул об этом.
— Знаете ли, мой секрет —
Я рассмеялся. (Если бы кто-то услышал наш разговор, то меня могли бы обвинить меня в том, что именно по данному принципу я выбрал Уолси.)
— Уверяю вас, ваше высочество, я не шучу. Люди придают большое значение внешнему виду. Первые впечатления и чувства никогда не забываются. В мире полно тех, кто одарен проницательностью и способен мгновенно составить о человеке определенное мнение. Завистники называют подобные суждения опрометчивыми. Но не это главное. Я слышал, — он встал и подошел ко мне с игривым выражением лица, — что ваше высочество — искусный стрелок. Вы метко стреляете из большого лука. Скажите-ка, разве у вас не бывало удачных дней, когда вы попадали в цель с первого раза?
Я кивнул. Зато в неудачные дни случались сплошные промахи.
— То же самое происходит со многими. Однако прозорливый никогда не ошибается. Причем делает верный вывод с ходу, с первого взгляда.
— Какое отношение ваши слова имеют ко мне?
Мне не терпелось скорее отбарабанить заданный урок и заслужить похвалу Фарра.
— Самое прямое. Во-первых, вам надо развить в себе такие исключительные навыки, какие вы демонстрируете в верховой езде или игре на музыкальных инструментах. Проницательность и быстрота мысли для короля поистине бесценны. Во-вторых, вам надо научиться играючи пользоваться этой способностью, дабы производить на людей именно то впечатление, какое вам будет угодно.
— Как? — изумился я.
Разве это возможно? Ведь мне не удается повлиять даже на мнение собственного отца!
Стивен развернулся и направился к окну. Его походка изменилась, он еле переставлял ноги. Подол его плаща прошелестел по соломе. Остановившись, наставник издал глубокий вздох. Вполне понятно. Ведь начались затяжные ноябрьские дожди, и тяжелые капли стучали по стеклышкам в наборных рамах. Спина Фарра сгорбилась, плечи поникли… Я еще не понимал того, как он стар.
И вдруг, обернувшись, он словно помолодел. Его походка стала почти изящной и легкой, голова горделиво поднялась. Теперь, глядя на него, я сразу забыл о непогоде и вспомнил о летнем солнце.
— Вы поняли? — Фарр остановился передо мной. — Все зависит от поведения, от манеры держать себя. Лицедеи пользуются этим мастерски. Меняя одежду и позы, они играют стариков и молодых, нищих и венценосцев. Все очень просто: король должен выглядеть по-королевски.
Он сел рядом со мной, бросив взгляд на дверь.
— А сейчас, к сожалению,
Казалось, посол пребывал в замешательстве от того, что только что рассказал мне, и ему хотелось, чтобы я забыл об этом как можно скорее.
— Вы выучили заданный мной урок? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Я посмотрел на камин. Пальцы у меня совсем закоченели, и мне захотелось подбросить в топку пару поленьев. Но дров больше не осталось. До Нового года отец разрешал сжигать в день не больше шести поленьев, вне зависимости от капризов погоды. Я подул на руки, согревая их.
— Начну с Франции. Там живет шестнадцать миллионов человек. Это самое сильное государство в Европе. Когда мой отец был там в изгнании, Бретань считалась независимым герцогством. Но в тысяча четыреста девяносто первом году, после женитьбы короля Карла Восьмого на Анне Бретонской, оно стало частью Франции. Французы — наши враги. Наш король Генрих Пятый покорил почти всю Францию…
— Не всю, ваше высочество, — поправил Фарр.
— Примерно половину, — признал я. — И его сына короновали в Париже как государя Франции! А я должен воевать с ним, чтобы восстановить наши владения!
Он снисходительно улыбнулся.
— Много ли англичан живет в нашем королевстве?
— Три миллиона. Нет, даже три с половиной миллиона!
— А во Франции, ваше высочество, шестнадцать миллионов.
— Разве дело в количестве? Один англичанин стоит двадцати французов! Они боятся нас. Должно быть, французские матери пугают своих детей les Anglais! [12]
12
Англичанами (фр.).
— Но ведь и английские матери пугают детей сказочными чудовищами.
— В наших владениях по-прежнему находится Кале, — настойчиво возражал я.
— Надолго ли? Для нас это невообразимо далекий аванпост.
— Но он часть Англии. Нет, я намерен добиться своего наследства! И вновь завоевать Францию.
— Вы опять начитались Фруассара [13] , ваше высочество?
— Вовсе нет! — воскликнул я.
Но он понял, что я солгал. Я обожал хроники, повествующие о рыцарях, прекрасных дамах и сражениях, и зачитывался ими зачастую до поздней ночи, когда мне давно следовало спать.
13
Французский хронист, поэт. В своих «Хрониках» отразил события Столетней войны.
— Разве что слегка освежил память, — покаянно добавил я.
— Вы перестарались. Не забивайте голову подобными историями. Они глупы и, более того, опасны и старомодны. Английский король, который попытается завоевать Францию в наше время, будет рисковать не только жизнью и казной, ему грозит осмеяние. Первые два обстоятельства можно пережить. Но третье — никогда. А теперь скажите, вы выучили общую карту Европы?
— Да. Французы проглотили Бретань и набросились на Бургундию. Император Максимилиан начал…