Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— На вдове Артура?
— А разве у Фердинанда и Изабеллы есть еще одна дочь с таким именем?
— Но она ведь уже… она была…
— Папа может дать разрешение. Тот брак не будет помехой. Порадует ли это вас, сын мой?
— Да, — выдохнул я, не смея пока думать о глубине моей радости.
— Я тоже буду весьма доволен. Ибо вновь укрепится наш союз с Испанией. И увеличится приданое… Женщина согревает постель, а деньги — душу. Разумнее всего заполучить супругу с прибылью.
И король бросил короткий взгляд в мою сторону.
Его слова вызвали у меня отвращение. Он оскорбил мою мать, на которой, без сомнения, женился вовсе не ради пополнения
— Возможно, — с трудом выдавил я.
— Тогда я договорюсь об обручении. А теперь вам лучше удалиться и оставить меня на расправу яростным жалобщикам, нищим ловцам птиц.
С раздраженным видом он вернулся за рабочий стол и жестом велел страже впустить очередного просителя.
Я ушел с большим удовольствием. У меня уже давно сосало под ложечкой от голода, а отец, насколько я знал, никогда не ел до самого вечера. Вернувшись в свои покои, я попросил принести немного хлеба с сыром, эля и, в ожидании завтрака, принялся беспокойно слоняться взад-вперед. Из головы не шло отцовское предложение. Взялся было за лютню, однако не смог сыграть ничего путного. Потом мое внимание привлек раскинувшийся за окнами дворцовый сад. Изломанные ветви деревьев чернели на фоне белоснежного покрывала.
Тихий шорох заставил меня повернуться, и я увидел пажа с нагруженным подносом. Взяв его, я сел за свой рабочий столик и подкрепился. С недавних пор сыр мне стали подавать не твердый и сухой, а исключительно вкусный, золотистый и сочный. Темный эль явно достали из холодных погребов. Я быстро прикончил все до крошки. Всегда с жадностью поглощая еду, я все равно оставался тощим, только упорно тянулся вверх. Линакр, один из отцовских лекарей, говорил, что это вызвано моим ускоренным ростом. Он сказал еще, что в процессе роста кости могут болеть. За прошлый год я вымахал на целых пять дюймов и уже стал выше короля: мне совсем немного осталось до шестифутовой отметки.
Близилось мое любимое послеполуденное время, когда живущие при дворе юноши и молодые пажи собирались в большом Рыцарском зале (еще одно новшество) для занятий военными искусствами. Решив, что эти тренировки не представляют опасности, король неохотно позволил мне участвовать в них.
С ноября по март юные отпрыски знатных родов не покидали дворцовых покоев. Единственное утешение доставляли такие сборища, проходившие очень шумно и беспорядочно. Я был самым юным среди всех: остальным исполнилось от четырнадцати до девятнадцати лет. Благодаря физическим данным и врожденной ловкости я никоим образом не проигрывал им по малолетству, хотя дело обстояло сложнее из-за моих королевских кровей. Поначалу ко мне относились настороженно и сдержанно (опасаясь высоких титулов), но всяческие сложности, как обычно и бывает в молодежном кругу, исчезли после близкого знакомства. Да, все знали, что я стану их королем, но во время наших шумных игр (не могу придумать более подходящего слова), по-моему, все начисто забывали о церемониях. Я же на тренировочных турнирах никогда не испытывал иных чувств, кроме стремления как можно лучше проявить свои способности перед старшими.
Уилл:
Вероятно, ты, Гарри, действительно не испытывал иных чувств, но я уверен, что с тобой изрядно «церемонились». Ознакомление с этой страницей дневника огорчило меня. Мне даже в голову не приходило, насколько наивным был принц, коль скоро убедил себя в том, что окружающие могут забыть о его положении! Удивительно, что с такого раннего возраста человеку свойственно поддаваться самообману. Безусловно, товарищи
Генрих VIII:
На занятия собиралось около дюжины юношей. Самым старшим был Чарлз Брэндон, тот парень, с которым я познакомился у ворот Шина. Ему уже минуло девятнадцать лет, но теперь наша разница в возрасте казалась не столь большой. В отличие от остальных Чарли привез в Лондон не его отец. Он погиб, сжимая штандарт с тюдоровским драконом, в той самой битве при Босворте, где Генрих VII отвоевал корону у Ричарда. Победитель не мог наградить геройски павшего знаменосца и вместо этого приблизил ко двору его сына, взяв на себя заботу о сироте. Таким образом, нас связала не только личная симпатия, но и в какой-то мере семейные узы.
Николасу Карью исполнилось шестнадцать. Будучи отменным красавцем, он очень любил наряжаться, заявляя, что крайне важно быть au corant [18] французской моды. Он обручился с сестрой Фрэнсиса Брайена, своего лучшего друга и сослуживца, также страстного поклонника французского стиля. Они вечно обсуждали, кто во что одет, и спорили о том, какие перья заменят меховую отделку головных уборов. Молодые люди имели склонность скорее к балам, нежели к военным искусствам, и, вероятно, поэтому Фрэнсис Брайен в дальнейшем лишился глаза на рыцарском поединке. Он прямо-таки наткнулся на копье противника. Зато впоследствии щеголял в украшенной драгоценными камнями глазной повязке.
18
В курсе (фр.).
Эдвард Невилл, ровесник Николаса, принадлежал к одному из самых влиятельных родов северных графств и в отличие от Брайена и Карью увлекался полевыми играми. Мы с Невиллом были весьма похожи, так что издали нас даже путали. Позднее это породило абсурдный слух о том, что он мой незаконнорожденный сын. Весьма интересная мысль, учитывая, что он старше меня почти на пять лет.
Пятнадцатилетних Генри Гилдфорда и Уильяма Комптона ничто не интересовало, кроме чтения военной истории и жаркого обсуждения планов вторжения во Францию. А Томас Уайетт, сын одного из королевских советников, был еще моложе меня. Он родился в Кенте [19] и, подобно мне, провел детство в загородных замках. Томас писал стихи с раннего возраста, хотя никогда не показывал мне своих первых опытов.
19
Будущий поэт и государственный деятель родился в 1503 году.
Уилл:
Чему вам следовало бы порадоваться. Ведь одной из героинь уайеттовских пасторалей в Кенте стала Анна Болейн… Вероятно, с ним она впервые познала восторги любви. Какая знаменательная честь. Позже он посвятил ей много нескромных стихов, которые благоразумно утаил от Гарри.
Генрих VIII:
Когда я в тот день спустился по лестнице в Рыцарский зал, большинство моих приятелей уже натягивали защитные жилеты. Значит, сегодня у нас будут уроки фехтования и, наверное, занятия по рукопашной борьбе.