Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Ответ Роба прозвучал жутко. Много позже я узнал, что такое объяснение долго не давало покоя королю.
Король не поскупился и устроил сыну поистине роскошные похороны. На освещение одного только похоронного катафалка пошло огромное количество свечей. Принц Генрих в возрасте пятидесяти двух дней от роду упокоился в Вестминстерском аббатстве — там, где еще совсем недавно слышались возбужденные крики тех, кто смотрел на устроенные в честь наследника праздничные рыцарские турниры.
Странно, что Гарри описывает смерть первенца с почти римским стоицизмом, словно в смятении перенес мифологическое настроение на событие, произошедшее в действительности. Это было совершенно не похоже на него, обычно столь бурно
XIX
Генрих VIII:
На следующее утро я и думать забыл о необузданности людей и меня абсолютно не волновало то, как они поступят с обрывками моей одежды. Ибо мне пришлось заниматься устройством похорон — в то самое время, когда мы разыгрывали миф о древнегреческом герое, принц Генрих умер в своей колыбели. Мой Геракл не сумел победить змей (их послала вовсе не языческая Юнона, а кто-то другой), которые покусились на его жизнь.
Если бы он остался жить, то ныне ему исполнилось бы тридцать пять лет.
Именно тогда в наших с Екатериной отношениях возникла трещина. Ее горе вылилось в смирение и обреченность, полную покорность воле Господа. Она посвятила все свое время строгим молитвам и многочисленным религиозным обрядам, приобщилась к той ветви францисканского ордена, что проповедует умерщвление плоти всем своим приверженцам. Это обязывало носить под одеждой грубое рубище, терзающее тело, соблюдать строгие посты и часами молиться. Апологеты ордена жили «в миру», хотя их дух обитал уже в высших сферах.
Я же вернулся к занятиям пусть бренным, но необходимым. Духовные бдения, точно воронка, засасывали королеву, и то, что происходило с ней, пугало и отталкивало меня. Мне подумалось: в аскетических, подавляющих плоть ритуалах можно потерять себя… А мне следовало обрести прежнюю крепость, снискать благодать Божию. Мои деяния, конечно, оставляли желать лучшего; я еще не начал войну против врагов Христа (и недругов Англии).
Мне помог Уолси, в котором я тогда нуждался более, чем прежде. Помимо своей непосредственной церковной службы он отлично разбирался в мирских делах и досконально знал законы, управляющие людьми. Каким же был земной мир, открывавшийся перед нами, подобно бонбоньерке с соблазнительными цукатами?
Священная лига — папский альянс против Франции — жаждала присоединения к ней Англии. Его Святейшество издал документ, в коем обещал признать меня законным королем Франции, если я покорю Париж. Максимилиан, император Священной Римской империи, заявил, что готов выступить вместе со мной на поле брани.
Я мог занять свое место на этой арене, преследуя забытую мечту властителей моей державы: полностью покорить Францию. Возможно, именно этого ждал от меня Господь — но я не оправдал Его чаяний. У меня были обязанности перед государством, которые я, король, должен был исполнять столь же верно и беспрекословно, как рыцарь круглого стола — повеления Артура. Увиливание от долга означало позор и трусость. Ведь Англия некогда почти завоевала Францию, нам подчинялись ее обширные владения. Генриха VI даже короновали в Париже как французского короля. Но это случилось почти сто лет назад, в 1431 году. За это время, пока мою родину терзали междоусобицы, французы восстановили свои силы и мало-помалу отобрали назад почти все наши завоевания, и теперь мы располагали лишь скромной крепостью в Кале с ее плачевно мизерными окрестностями — девятимильной полосой побережья, протянувшейся всего на дюжину миль.
Надеюсь, Господь вновь одарит меня благосклонностью, если Франция падет перед нашим натиском. Я почти уверился в необходимости войны.
Мои придворные и советники в большинстве своем не разделяли моих убеждений. Они не ведали о моем стремлении вернуть расположение Бога и возражали против военного похода. Отец избаловал их, не затрудняя вмешательством в сложные иноземные дела, и, как все удобно устроившиеся люди, они не хотели нарушать привычно спокойный ход жизни. В конце концов именно отцовские служаки возобновили
33
Смыслом существования (фр.).
Однажды, устав выслушивать доводы в пользу мира, я попросил Уолси подсчитать точную сумму затрат на обеспечение и экипировку тридцатитысячной армии, дабы получить реальные цифры для дискуссии. Я не предоставил в распоряжение Уолси ни списков личного состава, ни письменных указаний. К тому времени я уже знал, что при его усердии и находчивости он не нуждается в руководстве, ему достаточно туманно выраженной просьбы.
Он пропал на несколько дней. Поскольку до нас дошли слухи о том, что воинственный Папа Юлий слег со смертельной болезнью, я решил посоветоваться со своим верным сторонником. В то время Уолси занимал скромные покои, смежные с дворцовой церковью, и держал одного слугу и одного секретаря. Я поступил вразрез с обычаями и сам отправился к нему с визитом. Но Джонатан, слуга Уолси, сообщил, что господин «временно, для уединенных трудов, поселился в одной кентской гостинице». Я окинул взглядом неприхотливую, скудно обставленную комнату. Со столов исчезли все бумаги — видимо, Уолси забрал их с собой.
— И какую же именно гостиницу он выбрал?
— Ее владелец — господин Ларк [34] , ваша милость. Он содержит гостиницу под названием… — парень наморщил лоб, вспоминая, — по-моему, «Веселое утро». Около Чилхема.
Ларк, Ларк. Где же я слышал такую фамилию? «Веселое утро»! Приятное название. Поистине, можно устроить чудесную утреннюю прогулку, и я с удовольствием проедусь туда. Может, Екатерина составит мне компанию? Поскачем галопом вдвоем, подышим влажным мартовским воздухом… Но нет, эти часы она обычно посвящает усердным молитвам. Тем не менее я мог бы зайти к ней с предложением. Возможно, она захотела бы проветриться… Нет. Вряд ли.
34
Говорящая фамилия: lark — жаворонок, или птица, поющая ранним утром, или веселье (англ.).
Так мы строили ложные домыслы, отвергали любые возможности для встреч и бесед… Молча отдалялись друг от друга…
Мысленно пригласив жену и огорчившись ее воображаемым отказом, я счел себя вправе отправиться на прогулку в одиночестве.
Я наслаждался быстрой ездой. Мой конь несся галопом по голым подмороженным полям, бурой грунтовой дороге. Однако март — противный месяц, еще хуже ноября, его безжизненного двойника. Поэтому я обрадовался, добравшись до «Веселого утра» (легко нашел гостиницу на главной Дуврской дороге), уселся возле теплого камина и потребовал подогретого эля.
Дочь хозяина (она выглядела слишком юной и хорошенькой, чтобы быть его женой) необычайно взволновалась, когда я вошел. Меня уже не удивлял переполох, который обычно вызывало мое появление (до странности легко привыкаешь к тому, что тебя воспринимают как бога), но к ее трепету примешивался явный испуг. Это озадачило меня. И, желая ободрить девушку, я с подчеркнутой доброжелательностью обратился к ней:
— Я ищу одного моего придворного, Томаса Уолси. Подскажите мне, где его найти?