Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Когда из будуара Екатерины доносилась музыка, мой бесенок поднимал голову, точно кобра, послушная флейте факира. У королевы собирались зрелые матроны и юные прелестницы, облаченные в атласные и бархатные наряды. Они отдыхали и развлекались, наигрывая на лютне разные мелодии. Подобно сомнамбуле, я шел на эти призывные звуки и… оставался безучастным созерцателем; воображаемые наслаждения жили лишь в моей голове.
Лежавшее на столе подлое письмо смердело, как протухшая рыба. Фердинанд вел нечестную игру, он предавал меня постоянно. В тот самый час, когда я
На протяжении долгой зимы тщательно обсуждались планы, заказывалось снаряжение, пополнялись запасы (события той поры четко запечатлелись в моей памяти!). Палуба за палубой, мачта за мачтой, невзирая на бешеные расходы, в страшной спешке строился мой флагманский корабль. Работы следовало завершить к июню, на этот месяц было намечено выступление армии…
Мне даже пришлось созвать парламент и униженно обратиться к нему с просьбой сбора денег…
Фердинанд предал и бросил меня, вынуждая либо прекратить войну, став посмешищем для всей Европы, либо сражаться с французами в одиночку, своими силами.
Иуда!
Кровь бросилась мне в голову, когда перед моим мысленным взором проплывали все эти картины — обращение в парламент, суета на верфи, предательство Фердинанда с его тайным мирным договором… А чего стоили дифирамбы, которые постоянно пела этому изменнику преданная дочь?! Я почувствовал, что могу взорваться, но буквально онемел от ярости и едва не захлебнулся скопившейся во рту слюной.
Схватив мерзкое письмо, я в каком-то бреду, точно жующий гашиш неверный, бросился в покои Екатерины. Она, как обычно, предавалась «благочестивым занятиям». Я резко оттолкнул в сторону ее угодливого и елейного исповедника, фра Диего (проклятый испанец!) и, схватив его за нагрудный крест, раскрутил этого коротышку так, что он буквально вылетел из ее молельни.
Она в золотистом бархатном платье стояла на коленях спиной ко мне. Стремительно шагнув вперед, я рывком поднял ее с пола.
— Итак, мадам, что вы на это скажете? — Я сунул ей прямо под нос оскорбительный документ. — Вы давно знали об этом! И предали меня заодно с ним! Порождение Иуды, подлая иноземная… шпионка!
Екатерина схватила письмо и пробежала его глазами.
— Я ничего не знала, — спокойно ответила она.
— Ложь! Ложь!
Как смеет она увиливать от правды? Неужели она считает меня идиотом, доверчивым простаком? Возможно, я таким и был, но отныне все переменится. Боже, как же я ненавидел ее. Она заползла в мою постель, как коварная змея.
— Теперь я понял, какова ваша сущность, ваша подлая натура! Вы прибыли к нам как испанская шпионка, намереваясь сделать меня игрушкой в руках Фердинанда, его рабом галерником, сосудом бренным — ха-ха! — для его испражнений. И уж поиздевался он всласть — сначала, в позапрошлом году, над моими стрелками, потом предал меня прошлым летом, а нынче — новая мерзкая отписка. Ну-ка, выкладывайте, какие последние вести вы получили от него? Что надлежит вам, моя медоточивая шпионка, внушить мне теперь? Я уверен, что он снабжает вас указаниями. Где-то тут наверняка лежит его письмецо.
Покинув крошечную молельню, я ворвался в рабочий кабинет, где стояло бюро с запертыми
— Да, да, оно где-то здесь, — продолжал бушевать я, схватив попавшуюся под руку деревянную шкатулку, которая, естественно, оказалась запертой.
Мощным ударом я свернул крышку, но внутри были лишь чернила и печати.
— Ну разумеется, вы не держите послание на виду. Оно спрятано. Но нет, прятать опасно. Вы дьявольски хитры и, скорее всего, выучили его наизусть, а затем уничтожили. Значит, все находится вот тут. — Я обхватил руками ее голову. — Если я вскрою и эту шкатулочку, выпадет ли из нее письмо? — Я сурово сжал ее виски.
— Вы ведете себя как безумец, — решительно и твердо ответила Екатерина.
О да, она обладала испанской храбростью.
— Как сумасшедший, а не как король, — резко прибавила она.
— Признайтесь, что он велел вам сделать, — прошипел я (это весьма отдаленно напоминало шепот) над ее ухом и пригрозил, разворачивая королеву лицом к себе: — Я все узнаю. Может, вам велели выманить у меня очередную сумму денег для сумасбродных задумок вашего отца? Или он решил ослабить Англию, отправив меня воевать в одиночку, дабы освободить наш трон для иных претендентов? И превратить нас в легкую добычу для авантюристов?.. Разве не понравилась бы ему такая идея?
— У меня нет никаких указаний, и я всегда хранила верность только вам. Если Фердинанд предал вас, то предал также и меня. Поэтому я отрекаюсь от него. — Ее преисполненный печали голос звучал весьма убедительно. — Мне горько сознавать, что мой отец мало любит меня, раз сумел так поступить с моим супругом.
Отец! Она переживает за него, а не за мужа.
— Ладно, у вас больше нет отца! Вы поняли меня? Клянитесь на кресте, — я метнулся в молельню и сорвал крест с шеи перепуганного исповедника, — что вы отрекаетесь от него. Без всяких оговорок и условий. Иначе я разведусь с вами!
Екатерина недоверчиво взглянула на меня.
— Да, я добьюсь развода! Либо вы — моя жена и преданы мне, либо — его дочь. Действия вашего родителя ставят под угрозу вашу честь. Вы не можете играть две эти роли. Клянитесь.
Она стиснула крест.
— Я клянусь в том, что всегда была и буду впредь преданной и верной женой моему суверенному господину и королю.
— Этого недостаточно! Отрекитесь от него!
Королева сдавила крест с такой силой, что костяшки ее пальцев стали мраморно-бледными.
— Я… отрекаюсь… от моего родного отца Фердинанда. — От каждого слова она сжималась, как от удара.
— Вот так. Отлично. И если вы дали ложную клятву, — я забрал крест из ее вялых вспотевших ладоней, — то обрекли себя на проклятие.
— Вам известно… что развод недопустим, — еле слышно пролепетала она.
— О нет, еще как допустим.
— Безусловно, бывают исключительные случаи… Но разводы запрещены нашим Господом.
— Конечно, в идеальном смысле. Вы вспомнили Матфея: «Итак будьте совершенны…» [38] . Родите мне сына, и тогда не будет развода.
38
Евангелие от Матфея, 5:48.