Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Ваше величество… я отпустил своих менестрелей, у меня сейчас нет музыкантов…
Уолси совсем растерялся. Я рассмеялся. Рассмеялся так громко, что все взгляды обратились на меня.
— Тогда будем плясать без музыки! — воскликнул я.
Какая разница? Мне просто необходимо найти ее, и во время этих поисков я вполне обойдусь без музыкального сопровождения.
— Но позвольте…
— Уолси, распорядитесь убрать столы. Слишком обильное угощение может вызвать дурное самочувствие, когда мы выйдем из зала на
Я надеялся, что мое замечание прозвучало вполне логично.
— Да, да, безусловно.
Он поспешил исполнить приказ.
И вот столы убрали, гости разбрелись по залу, обсуждая далеко не в последнюю очередь странное поведение короля, сначала одарившего титулами своего бастарда, а потом прервавшего праздничное пиршество.
Анна словно испарилась. Среди дам не было ни одной темноволосой, в запомнившимся мне ярком желтом платье. Мой взгляд издалека выхватывал желтые дамские сумочки, шали и бархотки. Желтизна мельтешила у меня перед глазами, словно множество легкокрылых порхающих бабочек. Все совершенно напрасно.
Меня охватила досада, все вдруг опротивело, и мне захотелось уйти. К тому же в Большом зале стало ужасно душно. Слишком низкие потолки словно давили на меня. Да и окна пропускали совсем мало света. Это предназначенное для веселья помещение скорее напоминало мрачную исповедальню!
Мне отчаянно захотелось глотнуть свежего воздуха, увидеть солнечный свет! О чем, интересно, думал Уолси, когда строил этот мрачный каземат? Может, вспомнил о своем аскетическом духовном прошлом? Я протолкался к боковым дверям и распахнул их. Зной хлынул внутрь, он накинулся на меня, словно ожившее чудище. Такому пеклу удивились бы даже в Святой земле. Горячая волна, не сравнимая с легкой духотой приемного зала, накрыла меня с головой.
И вдруг я заметил в саду парочку. Увидел стройную фигуру в желтом платье. Анна! Она держала за руки высокого застенчивого юношу, а потом подалась вперед, чтобы поцеловать его. Они стояли перед цветником, и вокруг них повсюду желтели цветы. Желтое платье, желтое раскаленное солнце, а прямо у моих ног — желтая россыпь одуванчиков. В сердцах я захлопнул дверь.
Уолси направился ко мне, зажав в руке желтоватую бумагу.
— Я подумал, что вам захочется прочесть…
— Нет! — вскричал я, вырывая свиток из его рук.
Он отступил и огорченно произнес:
— Но там описана предыстория Хэмптон-корта начиная с тех времен, когда эти земли принадлежали рыцарям госпитальерам и здесь находилась община их ордена…
Бедняга! Он сделал мне щедрый подарок, а я так пренебрежительно принял его. Я вернул ему документ.
— Позже, вероятно…
Я вновь распахнул двери, и меня окутал палящий зной чужедальнего юга. Шагах в пятидесяти от меня зеленел в жарком мареве сад. Там по-прежнему стояла одетая в желтое особа, но она больше не целовала высокого юношу; теперь он обнимал
— Кто это там? — небрежно спросил я, словно впервые увидел их.
— Анна Болейн, ваше величество, — сообщил Уолси. — И Генри Перси. Молодой Перси, наследник графа Нортумберленда. Ладный парень, он служит у меня. Отец отправил его набираться ума-разума. Генри помолвлен с дочерью Болейна… простите, сир, виконта Рочфорда. Об обручении будет объявлено, когда отец Перси прибудет в наши края. Вы же понимаете, как труден путь из пограничных графств…
— Я запрещаю! — как во сне, услышал я собственный голос.
Уолси недоумевающе смотрел на меня.
— Я сказал, что запрещаю этот брак! Он невозможен!
— Но, ваше величество, они уже…
— Ничего не желаю знать!
Ах, как я пожалел впоследствии, что не позволил ему договорить ту важную фразу!
— Я уже сказал, что не дам разрешения на этот брак! Он… недопустим.
— Ваше величество… что же я скажу Перси?
Парочка по-прежнему обнималась в саду. Теперь он играл локонами Анны. Его глупая физиономия расплывалась в самодовольной ухмылке. Он усмехался? Вот как? Одуряющий жар застилал мне глаза.
— О чем вы, Уолси? Вспомните, с какой легкостью вы разговариваете с королями, императорами и даже с Папой Римским! — опять громогласно рассмеялся я. — Неужели вам не придумать, что сказать какому-то, э-э… — я лихорадочно подыскивал сравнение для юного Перси, — глупому, долговязому, как аист, голенастому птенцу?
Захлопнув дверь, я избавил себя от немыслимого пекла и ненавистного зрелища. Уолси пребывал в замешательстве.
— Он всего лишь глупый юнец! Вы боитесь мальчишек? — подначивал я прелата. — А что бы вы делали, если бы вас выбрали Папой?
— Хорошо, ваше величество. Я сообщу ему.
Вокруг меня теснилась толпа. Назойливое внимание внутри и пытка снаружи. Пора бежать. Стены зала тисками сжимали мне грудь, потолок придавливал к земле.
— Я прикажу снести это вместилище сумрачной духоты, — бездумно заявил я, — и выстроить на его месте новый, просторный и светлый Большой зал.
Уолси выглядел совсем несчастным. Должно быть, сообразить не мог, в чем же он просчитался.
Сам не свой от возбуждения, я вытащил дарственную на Хэмптон-корт.
— Благодарю вас за подарок, — сказал я. — Но вы можете оставаться в нем пожизненно. Он по-прежнему в вашем распоряжении.
Кардинал напоминал больного бычка, избавленного от страшной участи на пороге скотобойни. (Почему-то в тот день мне на ум приходили сравнения только из царства животных!) Он сделал щедрый жест, должным образом все оформил, однако не предполагал, что придется так расплачиваться.
— Благодарю вас, ваше величество, — отвесил низкий поклон Уолси.