Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Квакин Андрей Владимирович

Но трудно от этого тумана отделаться при нынешних условиях.

Пусть почитает кому следует. Желательно во всех отношениях» [330] .

Уже нельзя было говорить о «Смене вех» как об общественно-политической альтернативе большевизму в России, ибо основные идеи сборника «Смена вех» и последующих изданий сменовеховцев оказались утраченными. Вернувшись из российского зарубежья на родину, ставшую теперь Советским Союзом, все идеологи сменовеховства постепенно были вынуждены признать «ошибочность» прежних своих воззрений, покаяться в «идейных заблуждениях» и «поклясться в верности» сталинизму, что не спасло большинство из них от «чисток» сталинского репрессивного аппарата.

330

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Ustrialov N. V. Box 1. Folder 1. 3.

В отечественной историографии утвердился тезис о том, что к середине 1924 г. сменовеховство «уже исчерпало себя» [331] . Подобные суждения базировались на высказываниях «великого вождя всех времен и народов», который в Политическом отчете ЦК ВКП(б) 18 декабря 1925 г. охарактеризовал сменовеховство как идеологию новой буржуазии, «растущей и мало-помалу смыкающейся с кулаком и со служилой интеллигенцией, <…> состоящую в том, что Коммунистическая партия должна переродиться, причем большевики должны подойти к порогу демократической республики» [332] . Из письма Г. Е. Зиновьева Н. К. Крупской от 5 сентября 1925 г. мы узнаем о том, что в высших эшелонах большевистского руководства продолжали внимательно отслеживать идеи сменовеховцев: «Вышла

книга Устрялова – замечательная. Помните, В. И. [Ленин] называл его даже диалектиком. Он, шельмец, умен и талантлив. Но абсолютно – враг» [333] . Для подавляющего большинства советских людей данные «вражеские» идеи были в результате цензурных ограничений недоступны.

331

Равич Н.А. Война без фронта. М., 1968. С. 132.

332

Сталин И. В. Политический отчет ЦК XIV съезду ВКП(б). 18 декабря 1925 г. // Сталин И. В. Соч. Т. 7. С. 341.

333

РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 540. Л. 3.

А на XV съезде ВКП(б) в Политическом отчете ЦК 3 декабря 1927 г. И. В. Сталин утверждал, что в результате успехов социалистического строительства ухудшение положения «новой буржуазии» и «средних слоев» вызывает «контрреволюционное настроение в этой среде. Отсюда сменовеховская идеология, как модный товар на политическом рынке новой буржуазии» [334] . В связи с этим «великий вождь» подчеркивал, что имеется «факт дифференциации интеллигенции, факт отхода от сменовеховства, отхода к советской власти» [335] . В дальнейшем подобные суждения стали основополагающими в советской историографии «Смены вех», определяющей это сложное общественно-политическое течение как «буржуазно-реставраторское».

334

Сталин И. В. Политический отчет ЦК XV съезду ВКП(б). 3 декабря 1927 г. // Сталин И. В. Соч. Т. 10. С. 318.

335

Там же.

В действительности идеи сменовеховства способствовали переходу на службу большевистской власти тысяч высококвалифицированных специалистов. Их идейная эволюция в условиях «диктатуры пролетариата» протекала иначе и под воздействием иных факторов, чем у идеологов Третьего Пути. Кроме оставшихся за рубежом, почти всех идеологов сменовеховства, вернувшихся на родину, ждала печальная судьба жертв «большого террора»: в 1937–1938 гг. погибли И. М. Василевский (Не-Буква), А. В. Бобрищев-Пушкин, Ю. В. Ключников, Ю. Н. Потехин, Г. Л. Кирдецов, С. С. Лукьянов, Н. В. Устрялов и др. [336] Таким образом, ряд факторов отечественной истории был совершенно неблагоприятен для постепенных сдвигов в обществе к полюсу диалога. Но даже в условиях раскручивания «большого террора» в СССР сохранялась некоторая мера толерантности, достижимая через определенный конформизм интеллигенции с властью. Будучи в тех условиях аттрактором, данная попытка достижения конформизма с властью была унаследована от предшествующих поколений интеллигенции. И этот конформизм интеллигенции в 1920-е годы показывает, что в конкретных исторических условиях любому человеку всегда остается определенный зазор для отклонений в своем общественном поведении к полюсу конфронтации или к полюсу толерантности.

336

См.: Осипов В. А. Газета «Накануне» // Культурное наследие российской эмиграции: 1917—1940-е годы: Сборник материалов Международной научной конференции. М., 1993. С. 46.

Вокруг Третьего Пути

Уже в 1920-е годы идеи Третьего Пути трансформировались в разные течения, направления и взгляды. По мнению П. Н. Милюкова, идеи изживания белой парадигмы и надежды на перерождение большевизма пытались проводить не только сменовеховцы в 1921 г., но и российские возвращенцы в Болгарии в 1922–1923 гг., и «пешехоновцы» в 1923–1924 гг., и «кусковцы» в 1925–1926 гг. [337] . А М. П. Арцыбашев дополнял список последователей идей Третьего Пути, называя их «новыми ультрафиолетовыми сменовеховцами», Е. Д. Кусковой, С. Н. Прокоповичем, Ф. А. Степуном и самим П. Н. Милюковым: «Число их сторонников умножается не по дням, а по часам, и в последнее время с ними начинаешь сталкиваться там, где меньше всего можно было бы этого ожидать» [338] .

337

ГАРФ. Ф. 5856. Оп. 1. Д. 60. Л. 70.

338

Арцыбашев М. П. Указ. соч. Т. 1. С. 49.

Возвращенцы и пореволюционеры о сменовеховстве

О возвращенцах в Болгарии мы, например, узнаем из «Краткого изложения биографических сведений (автобиографии) о протоиерее Давиде Чубове и обстоятельствах его жизни в России и за границей», хранящихся в архиве Музея русской культуры в Сан-Франциско: «В конце 1921 г. с разрешения болгарских властей открылся в Болгарии Союз возвращения на Родину. Появились агитаторы и провокаторы приезжие, оказались и между сливенцами-русскими рьяные сотрудники возникшего Союза возвращения. Открытое нами в конце 1921 года (приблизительно, в августе – сентябре) отделение общества «Единение русских в Болгарии», организованное в Софии бывшим полтавским губернатором Русчу Георгиевичем Молловым (болгарином по рождению, происходившим из Сливена), сначала процветавшее и имевшее до 70 членов, стало преследоваться, особенно его правление. Председателем отделения в Сливене был генерал Генштаба Дмитрий Михайлович Михайлов (тоже болгарин по рождению – сливенец), а я был товарищем председателя. На меня представители власти – земледельцы посматривали особенно косо, так как я был делегатом от Сливена на съезде русских общественных организаций в Софии. Наконец, по предписанию из Софии у членов правления отделения общества «Единение русских в Болгарии», в том числе и у меня, местными властями был произведен обыск (искали оружие и противобольшевистскую литературу). Обыск не дал никаких данных против нас, и мы были оставлены в покое. Впрочем, нужно сказать, что и общество, и власти, особенно военные, были возмущены действиями центральной власти и потому и обыски были не совсем тщательные, меня, например, жандармский офицер за день предупредил, что будет у меня с обыском. Зато большевистскому Союзу возвращения оказывалось всякое содействие. Было, например, издано правительственное распоряжение не препятствовать деятельности Союза возвращения, а тех, которые будут отговаривать возвращенцев, которые будут вести противовозвращенческую агитацию, интернировать в особые концентрационные лагеря. При таком положении мы – противозвращенцы не могли ясно вести свою антикоммунистическую работу, да и не были объединены в действиях. У всех нас – антикоммунистов действенных была мысль об объединении, но она как-то не высказывалась открыто. В январе 1922 года, недавно приехавший в Сливен генерал Генштаба Константин Муравицкий, встретившись со мною, завел речь о том, что вот-де коммунисты работают организованно, а мы – националисты, монархисты никак не противодействуем им; что необходимо собраться твердым националистам, переговорить, объединиться и работать против распоясавшихся коммунистов. Я согласился на приглашение прибыть к нему на собрание. Вечером нас собралось 5 человек. Генерал Муравицкий очень патетически говорил о долге националистов противостать напору коммунистов, убеждал, не откладывая, образовать общество монархистов и начать действенную работу. Не знаю почему, но, хотя я вполне разделял мысли генерала Муравицкого, я высказался так: безусловно, генерал, Вы правы, нужно нам сорганизоваться, однако ввиду серьезности принимаемых решений и обязательств, я считал бы необходимым окончательное решение отложить; пусть каждый из нас обдумает хорошенько то, на что он годен, на что он решиться может, а также подумает и о том, кого он мог бы привлечь к тому делу, за какое сам берется, и если мы останемся тверды в своем намерении, то через неделю вновь соберемся и тогда решительно приступим к осуществлению обсуждаемого теперь намерения; таково мое мнение и так я и поступлю. Со мною согласились и другие присутствующие, и, несмотря на горячие настояния генерала Муравицкого, мы в этот раз ничего не предприняли. Через несколько дней у генерала Старковского, где я столовался, поднялся разговор о ген. Муравицком. Супруга

ген. Старковского после обеда рассказала о визите к ней супруги генер[ала] Муравицкого и о ее сетовании на своего мужа. Рассказ о тяжестях беженской жизни генеральши (потом оказалась, что она не жена, а сожительница ген. Муравицкого). Муравицкая сказала: очень тяжело нам жить, семья значительная, а работает только муж и получает недостаточно. «А как хорошо нам жилось у красных в России. Муж занимал видное положение в армии, так как почти сразу перешел на службу к большевикам; мы были вполне обеспечены; у мужа был свой специальный вагон, ездили куда хотели, недостатка в продуктах никогда не испытывали, да показалось ему – дураку, что белые взяли верх, он и перешел к белым, а теперь локти готов кусать за свою глупость, да ничего не поправишь». Этот случайный рассказ заставил меня задуматься над искренностью ген. Муравицкого, и его настойчивое желание сразу же настоять на создании монархического общества и самому войти в него и, может быть, даже председателем показалось мне подозрительным и я, собрав присутствовавших у Муравицкого на совещании лиц, рассказал им о слышанном мною и просил решить: стоит ли идти на вторичное заседание к Муравицкому, или не стоит, и считают ли присутствовавшие необходимым создание антибольшевистской организации в Сливене, или нет. Единодушно было решено: организацию создать, причем монархическую, генерала Муравицкого не только не приглашать в организацию, но и установить за ним основательную слежку, дабы выяснить, не имеет ли он тайных сношений с красными. Муравицкому объяснить, что-де при настоящем положении, когда правительство преследует противодействие возвращенцам, и при нашем бесправном положении и отсутствии всяких средств у нас образование организации не только не принесет пользы, а, пожалуй, еще и навредит, да еще и людям совсем ни в чем неповинным, т. е. не участвующим в организации. Так и поступили, а нами тайно была организована антибольшевистская монархическая ячейка в составе 7 человек. Слежка за Муравицким дала нам такие неожиданные результаты, что диву дались. Оказалось, что Муравицкий в большом контакте с коммунистами и даже болгарскими, что по ночам и у него бывают подозрительные лица, и он ходит в коммунистический болгарский клуб «Христо Ботев». В дальнейшем было выяснено, что Муравицкий имеет сношения и с большевистской красно-крестовской организацией в Софии. Он распространял газету «Накануне» [339] . Но «9 июня 1923 года правительство Стамболийского было свергнуто, власть взял в свои руки профессор Цанков. Стамболийский был убит. С падением Стамболийского кончилась добрая пора и для коммунистов. Союзы возвращения были закрыты, главные деятели Союза были арестованы или скрылись. Начались аресты и деятельных членов Союза возвращения; их собирали в концентрационные лагери, чтобы потом выслать в Совдепию. И наших сливенских деятелей Союза возвращения прибрали в эти лагери, причем наша организация указала новой власти (и фактами доказала) местных деятелей, в числе коих был и генерал Муравицкий. Всех их выслали в Совроссию, и дальнейшая судьба их нам была неизвестна» [340] .

339

Архив Музея русской культуры в Сан-Франциско. Краткое изложение биографических сведений (автобиография) о протоиерее Давиде Чубове и обстоятельствах его жизни в России и за границей.

340

Там же.

Не случайно В. Х. Даватц и Н. Н. Львов в 1923 г. сделали в своей книге акцент на противопоставлении истинных патриотов сторонниками Третьего Пути «усталым» и «опошлившимся»: «В Париже, среди кадет милюковского толка, сменовеховцев, среди людей, готовых отречься от всего и ничего не признающих, усталых, опошлившихся, – делается такое признание: «Я сделал поход с самого начала, с первых дней Новочеркасска. Наши лишения, наши жертвы кажутся ненапрасными, и я заявляю вам, что, не поколеблясь ни одной минуты, я готов вновь начать тот же поход и проделать его в течение всех трех лет заново» [341] .

341

Даватц В.Х, Львов Н. Н. Русская армия на чужбине. Белград, 1923. С. 121–122.

Поиски Третьего Пути соприкасались с широко распространенными в те годы национал-большевистскими настроениями, порожденными идеей, что вопреки своей воле большевики стихийно творят нужное дело и революционный кризис приведет к «выпрямлению русской исторической линии». Из этих настроений вышло сменовеховство в самых непримиримых правых кругах. Первым проповедником национал-большевизма, или, как он сам его называл, «национал-максимализма», стал князь Ю. А. Ширинский-Шихматов. В своих основных утверждениях Ширинский-Шихматов был продолжателем идейной традиции, основанной на вере в мессианское призвание России. Другой представитель российского зарубежья – В. С. Варшавский считал «первым проповедником» идей сменовеховства, или, как он сам определял, «национал-максимализма», князя Ю. А. Ширинского-Шихматова, по прямой линии потомка Чингисхана, бывшего кавалергарда и военного летчика, а в эмиграции шофера такси. Тот утверждал, что «в России изживается мессианство коммунистическое, но мировой размах остается; на смену идет мессианство сверхнациональное; раскрепощение страждущих и угнетенных; третьим – и последним – этапом (пусть через сто лет) – будет мессианство христианское, православное» [342] . Считая русский народ избранным народом Божьим, Ширинский-Шихматов сравнивал его судьбу с судьбой другого народа, «отмеченного печатью избранничества» [343] .

342

Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956. С. 45.

343

См.: Варшавский В. С. Указ. соч. С. 43–44.

В начале 1930-х годов он издает в Париже сборники «Утверждения», в которых принимают участие не только национал-максималисты, но и представители других оттенков пореволюционной мысли: Н. А. Бердяев, Е. Скобцова (мать Мария), Меньшиков, правые евразийцы, устряловцы Васильев и Таносов, христианские анархисты, полумладороссы, националисты-христиане, неонародники. Об интересе к идеям сборника свидетельствует рост тиража: 1-я книга – 600 экземпляров, 2-я – 1200 экземпляров, 3-я – 1800 экземпляров. При этом важно отметить, что издание выходило без помощи меценатов, исключительно на заработки адептов национал-максимализма. Эта же группа на ротаторе смогла наладить и выпуск журнала «Завтра» [344] . Программа журнала определялась следующим образом: «Наша цель установлена достаточно ясно: устроение нового социального уклада, одновременно антикапиталистического и антикоммунистического, на основе христианской правды. Такова общественная формула утвержденцев» [345] . Вера в мессианское призвание русского народа, социальное раскрытие христианства и утверждение превосходства духа над материей составляли основные элементы идеологии сборников «Утверждения» и журнала «Завтра» национал-большевизма.

344

См.: Там же. С. 46–47.

345

Завтра. 1933. № 3. С. 3.

При этом идейно близкие сменовеховству идейные течения послереволюционной эмиграции – «Скифы», евразийцы – сходились, по мнению непосредственно наблюдавшего их И. Г. Эренбурга, в одном: гнилому, умирающему Западу противопоставляли Россию с ее высокой духовностью, базирующейся на православии, что было своеобразным отголоском давних суждений славянофилов [346] .

Широкой популярностью среди зарубежного беженства вне его корпораций и групп пользовался «Союз молодой России» («младороссы»), созданный в 1923 г. в Мюнхене. В. С. Варшавский отмечает: «С первого же дня работы съезда обнаружилось полное единодушие всех участников его по основному вопросу о необходимости скорейшего водворения в России ее исконного монархического строя и восстановления в ней власти законного царя из дома Романовых» [347] .

346

Эренбург И. Г. Собр. соч. в 9 т. М., 1966. Т. 8. С. 416.

347

Варшавский В. С. Указ. соч. С. 53. Джон Стефан ошибочно утверждает, что «движение младороссов было основано в Париже около 1930 г. Александром Львовичем Казем-Беком». См: Стефан, Ажон. Русские фашисты: Трагедия и фарс в эмиграции 1925–1945. М., 1992. С. 51. Видимо, автор не в полной мере располагал архивными и другими сведениями, хотя книга В. С. Варшавского была издана в Нью-Йорке еще в 1956 г.