Между буйством концепций и реальностью перемен. Современники К. Маркса о его практической деятельности

Кан Оуян

Во-первых, что касается истоков зарождения и становления категории практической деятельности, то они являются отражением инновационного характера мышления философа, при этом данная категория представляет собой стержень системы практических взглядов и продукт развития эпохи. Гегель по этому поводу высказался очень точно: «Различие [между философией и наукой] состоит лишь в изменении категорий» [18] . Можно сказать, что история философии представляет собой историю выявления проблем и постановки вопросов, касающихся непрекращающегося развития философских категорий, и поиска ответов на них. Как на Западе, так и на Востоке зарождение, становление и развитие категорий практики и практических взглядов являются важнейшим показателем развития практической деятельности человека. Уникальный и весомый вклад Аристотеля в развитие западного прагматизма заключается в том, что он первым ввел концепцию определения человека в качестве субъекта практической деятельности, и первым превратил данное понятие в важную философскую категорию, отражающую поведение индивидуума.

18

Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук: наука логики. М.: Мысль, 1974. Т. 1. С. 94.

В «Никомаховой этике» Аристотель отмечает, что к трем факторам, оказывающим определяющее

влияние на практику, относятся чувства, разум и надежда. Однако чувства вовсе не являются отправной точкой практики – звери и другие животные хоть и обладают чувственным восприятием, но не имеют практической деятельности. В «Эвдемовой этике» он указывает: «Человек один из всех животных есть также первоначало определенных действий, ведь ни про какое другое [животное] мы не скажем “оно действует”» [19] . В своем сочинении «Метафизика» он, рассуждая о «возможностях» и «полной реальности / осуществимости», проводит различие между двумя типами практической деятельности. Аристотель полагает, что практическая деятельность человека представляет собой процесс, направленный на результат, то есть целенаправленное действие; она содержит незаконченное действие, полагающее результат в самом себе. Подобные цели заключены в узком значении понятия «практика», отличающемся от категорий «действия» или «производства». В «Никомаховой этике» Аристотель также придерживается подобного разграничения. Практическая деятельность и ее объект являются общим проявлением человеческого бытия: с одной стороны, под ними понимается поведение, рассматриваемое с позиций теоретической науки, с присвоением четкого смысла и рамок; с другой – остальные типы человеческой деятельности. Практика имеет особую ценность в жизни индивидуума. С позиций целеполагания не следует приравнивать ее к созданию, производству, комплектации «материального», поскольку все это предполагает деятельность, направленную на внешний объект, способ взаимосвязи в формате «человек – вещь». При таком подходе предполагается лишь конкретное действие, направленное на результат. Аристотель, проводя детальный анализ, указывает: «Предполагающий поступки склад, причастный суждению, отличается от причастного суждению склада, предполагающего творчество. Поэтому они друг в друге не содержатся, ибо ни поступок не есть творчество, ни творчество – поступок. Поскольку, скажем, зодчество – некое искусство, а значит, и разновидность соответствующего причастного суждению склада [души], предполагающего творчество, [поскольку, далее], не существует ни такого искусства, которое не было бы причастным суждению и предполагающим творчество складом [души], ни подобного склада, который не был бы искусством [как искусностью], постольку искусство и склад [души], причастный истинному суждению и предполагающий творчество, – это, по-видимому, одно и то же… Поскольку творчество и поступки – вещи разные, искусство с необходимостью относится к творчеству, а не к поступкам» [20] .

19

Аристотель. Евдемова этика. М.: ИФ РАН, 2005. С. 47.

20

Аристотель. Никомахова этика. С. 103.

Разграничение теории, творчества (включая искусство) и практики у Аристотеля сыграло большую роль в рамках его философии прагматизма и во взглядах последователей. В данном случае мыслитель ввел очень узкое понимание термина практической деятельности: практика больше не является чистым естественным поведенческим процессом, заложенным природой, подобно животным, но представляет собой деятельность, имеющую важный смысл и ценность в человеческой жизни и направленную индивидуумом на самого себя. Аристотель перенял взгляды своего наставника Платона по вопросу разделения существования на теоретическое (философская жизнь) и общественное (политическая жизнь). Он точно обозначил повседневную жизнь человека как «политическую», а не «практическую». Таким образом, под «практической жизнью» он подразумевает именно теоретическое существование. Конечной целью человеческого бытия является лишь euphragia (правильное поведение), а счастье как цель практической деятельности каждого человека само по себе представляет практику. Аристотель заявляет: «Для всякого государства, и в частности для каждого человека, наилучшей жизнью была бы жизнь деятельная. Но практическая деятельность не обязательно направлена на других, как думают некоторые; практическими являются не только идеи, применяемые ради положительных последствий, вытекающих из самой деятельности, но еще большее значение имеют те теории и размышления, цель которых – в них самих и которые существуют ради самих себя. Ведь и тут целью является благая деятельность, так что и в этом есть своего рода деятельность; и мы даже говорим в строгом смысле о практической деятельности тех, кто своими мыслями направляет внешние действия» [21] .

21

Аристотель. Сочинения. М.: Мысль, 1983. Т. 4 «Политика». С. 594.

До Аристотеля и при его жизни практика зачастую рассматривалась как созидательное действие в космологическом смысле, или как определенный вид поведения и деятельности, или как непременная функция существ в биологическом смысле. Аристотель сделал огромный шаг в понимании сути практики по сравнению с его предшественниками и современниками: впервые практика была ограничена моделями поведения и существования, связанными только с человеком. Объектом практики стали человеческие действия, деятельность, имеющая важное значение и ценность в человеческой жизни или направленная индивидуумом на самого себя. Это и стало основным смыслом понятия «практика» в рамках категорий практической философии. Подобный вид практической деятельности (правильное поведение) связан с благополучием других людей и общества в целом, что указывает на различие с нравственным и политическим поведением в рамках концепции производительного труда. Теория в конечном счете позволяет превратить самого себя в цель действия, и потому она становится высшим воплощением практики.

Во-вторых, что касается практической мудрости, то данная категория представляет собой очень важный аспект в рамках практических воззрений Аристотеля. Она соотносится с такими понятиями, как «здравомыслие», или «теоретическая мудрость» (обычно называемая просто «мудрость» – sophia).

Аристотель не одобрял постулат Сократа о том, что нет человека, который бы умышленно творил зло. Он четко разграничил понятия осознанных и непреднамеренных поступков, подчеркнув тем самым, что непреднамеренные поступки, не подкрепленные сознанием и волей, не имеют этической ценности, и лишь осознанные действия подлежат классификации на хорошие и плохие. Под злыми поступками понимаются осознанные действия, в процессе совершения которых разум подавляется нерациональными желаниями; под правильными – те, реализация которых служит достижению этических целей. Все это включает в себя два важных фактора: «цель» и «средства». Аристотель отмечал: «Добродетель делает правильной

цель, а рассудительность [делает правильными] средства для ее достижения. ‹…› Как без рассудительности, так и без добродетели сознательный выбор не будет правильным, ибо вторая создает цель, а первая позволяет совершать поступки, ведущие к цели» [22] . Аристотель четко разделяет рассудительность и теоретическую мудрость: рассудительность в качестве конечного объекта подразумевает различные материальные вещи, она рассматривает конкретные условия и факты; объектом теоретической мудрости выступают общие предметы, она пытается установить суть вещей. Рассудительность – результат накопленного за длительный период времени опыта. Поскольку молодым людям не хватает опыта, они могут получить лишь теоретическую мудрость вроде геометрии или алгебры, зачастую испытывая недостаток рассудительности.

22

Аристотель. Никомахова этика. С. 113, 115.

Аристотель рассматривал в качестве конкретных механизмов, образующих категорию рассудительности, понятия мышления и выбора. Согласно его взглядам, мышление направлено не на цель, а на средства, служащие ее достижению. Оно подразумевает глубокое сравнение и всестороннее осмысление наиболее благоприятных средств, соответствующих достижению поставленных целей, всесторонний учет всех возможных вариантов и последствий. Таким образом, оно в корне отличается от процессов принятия решений в ходе умозрительной деятельности. Объекты мышления и выбора идентичны; выбор представляет собой результат процесса мышления. В ходе мышления происходит выбор наиболее приемлемых средств. Хотя выбор и обусловлен сам собой, он не равнозначен понятиям желания, страсти, стремлений или, в некотором роде, претензий, далеко не все самостоятельно обусловленные действия могут быть так определены. Объект размышления и выбора ожидаем, а сам процесс – рационален. Ожидания подчиняются разуму – в этом и заключается отличительная особенность осознанного поведения, подчиненного законам нравственности. Аристотель подчеркивал: «Сознательный выбор и есть произвольное. Он [сопряжен] с рассуждением и размышлением. Итак, мысль и истина, о которых идет речь, имеют дело с поступками, а для созерцательной мысли, не предполагающей ни поступков, ни созидания (творчества), добро и зло – это соответственно истина и ложь; ибо это – дело всего мыслящего, дело же части, предполагающей поступки и мыслительной, – истина, которая согласуется с правильным стремлением» [23] . Мышление и выбор не являются исключительно интеллектуальными видами деятельности, но представляют собой ее осознанный вид, подкрепленный рассудком. Рассуждения Аристотеля о категориях мышления и выбора, с одной стороны, выражают этические воззрения рационалистического толка, а с другой – несут в себе зачатки воззрений, касающихся «свободы воли». В-третьих, что касается добродетели и счастья, то система практических взглядов Аристотеля обладает ярко выраженной концепцией целеполагания. Мыслитель считает, что главной целью является высшая и безграничная добродетель. Таким образом, став добродетельным человеком, можно добиться счастья. Аристотель прежде всего рассматривает добродетель не с позиций техники, а с позиций практики. Добро не является чистым средством, а представляет собой цель в смысле самой сущности человека; оно – один из атрибутов, преследуемых индивидуумом. Добродетель имеет разную степень градации со строгим иерархическим порядком подчинения снизу – вверх, в чем и заключается процесс целеполагания.

23

Аристотель. Никомахова этика. С. 40, 101.

Счастье (eudimonia) представляет собой высшее благо; оно самодостаточно и абсолютно; представляя цель само по себе, оно существует и как цель для всего остального. Добродетель и счастье не являются состоянием души или чертой характера, но представляют собой способность совершать действия и доводить их до конца. В воззрениях Аристотеля на природу счастья можно усмотреть попытку сохранить баланс между радостной жизнью и моральными устремлениями. Он подчеркивает, что мораль – корень счастья, а радость – всего лишь его внешнее проявление. Радость без морали или мораль без радости не будут являться формами счастья; однако при сравнении подобных ситуаций, первая из них гораздо дальше от желаемого результата, нежели вторая. Рассуждения Аристотеля о природе добродетели и счастья не ограничиваются рамками индивидуума: он считает, что добродетель полисов и добродетель граждан по сути своей идентичны. Он подчеркивает смысл благополучия полиса по отношению к благополучию конкретного индивидуума: полис преследует высшее благо, достичь и поддерживать которое важнее и приоритетнее всего; добродетель конкретного индивидуума достойна похвалы, но добродетель полиса – величественна и священна.

В вопросах добродетели и счастья Аристотель проявляет характерный для всей древнегреческой философии дух любознательности. В десятой книге «Никомаховой этики» он поднимает размышления, интеллект и мудрость на уровень морали, отмечая, что совершенное счастье – это мыслительная деятельность. Умозрительная деятельность наиболее велика по масштабу и длительна по времени; она самодостаточна, легка и непрестанна. В такой исполненной морали практической деятельности и заключается абсолютное счастье. Аристотель указывает: умозрительная деятельность стоит выше человеческого существования; мы живем не благодаря тому, что мы – люди, но благодаря духу внутри нас.

Если предположить, что здравомыслие и есть тот самый дух, то под рациональной жизнью в контексте человеческого существования нужно будет понимать духовную жизнь. Философ говорит, что человеку не следует размышлять лишь о своих делах, но требуется приложить все силы к достижению непреходящего. Дух предполагает в качестве высшего, священного счастья мыслительную деятельность, направленную на самого себя; таким образом, человек обретает счастье благодаря своей способности к мышлению. Чем больше думает индивид, тем более он счастлив. «Человеку присуща жизнь, подчиненная уму, коль скоро человек и есть в первую очередь ум. Следовательно, эта жизнь самая счастливая» [24] . Поэтому мудрый человек, а в особенности философ, несомненно, будет счастлив.

24

Аристотель. Никомахова этика. С.196.

В-четвертых, необходимо осветить принципы справедливости и умеренности. Принцип справедливости является важнейшим критерием в рамках практических воззрений Аристотеля. Мыслитель считает, что справедливость отличается от обычной, нечетко определенной морали. В любой нравственной системе лишь справедливость связана с другими индивидуумами; это – забота о добродетели других людей. При наличии справедливости люди могут нравственно относиться к другим, а не только к себе. Поэтому справедливость представляет собой самую целостную нравственность. Справедливость опережает любой вид морали, она не является ее частью, но представляет собой саму мораль. Несправедливость также не является частью зла, но есть само зло. Несправедливость содержит понятия преступления и неравноправия; а справедливость подразумевает категории соблюдения закона и равноправия. Потому закон хоть и несовершенен, но его верховенство важнее личных человеческих суждений.