Между двух миров
Шрифт:
Для матери все это было неслыханным унижением, тем большим, что она не осмеливалась высказывать свои чувства до конца. Против молодо-го скрипача ничего нельзя возразить, кроме того, что его отец родился в еврейском гетто, в хибарке с глиняным поло-м; никто бы и не знал об этом, если бы тот, по прямоте характера, не рассказывал сам. Ходят слухи, что мамаша Робин отнюдь не подготовлена для светской карьеры, но она живет в Берлине и, вероятно, никогда в Америку не приедет. Когда Эстер сказала, что не хочет терять дочь, выдавая ее
Единственное серьезное возражение, которое могла выставить мать, — это молодость влюбленных: в таком возрасте люди еще сами себя не понимают. Разве Бесс не говорила, что лучше сначала окончить колледж, а уж потом думать о замужестве? Бесс ответила, что поступит в другого рода колледж, она узнала о нем от Ланни; оказывается, можно самой читать книги и учиться всему, чему захочешь. А кроме того, она будет совершенствоваться в игре на рояле, чтобы аккомпанировать Ганси.
Хуже всего было то, что Бесси Бэдд уже достигла брачного совершеннолетия и знала это; она наводила справки, и где же — в Ньюкаслской публичной библиотеке! Там она удостоверилась, что ей и ее молодому гению достаточно переплыть на пароме через Гудзон и их, без всяких околичностей, обвенчают в несколько минут. Это она и осмелилась предложить родителям, щадя, видите ли, их чувства: пусть ее соединит с возлюбленным в заплеванном полицейском участке Хобокена какой-нибудь судья или проповедник из Уихокена, в потертом сюртуке и засаленном галстуке!
Бесс собиралась жить с Ганси в Германии, стало быть, ее семье не придется близко соприкасаться с презренными евреями. А Ньюкасл скоро оправится от этого удара, «с глаз долой — из сердца вон», заявила внучка пуритан. Традиционная свадьба, по ее мнению, слишком «театральна», она предпочитает начинать свою замужнюю жизнь без всей этой помпы — и без традиционного риса в волосах. С оптимизмом очень юных созданий она нисколько не сомневалась, что Ганси будет зарабатывать к учу денег, но они не намерены тратить их на себя, а будут помогать «рабочим». Она уже пользовалась терминами красных, вместо того чтобы сказать «бедным», как выразилась бы Эстер. Видимо, оба влюбленных успели сделаться «розовыми»!
Поразительные вещи происходили в душе этой восемнадцатилетней девушки; мать была ошеломлена, она словно сейчас только проснулась и обнаружила, что совсем не знает собственной дочери. Гордая Эстер не могла сдержать слез.
— Как ты могла так поступить со мной!
Девушка ответила: — Вот видишь, мамочка, ты делаешь так, что совершенно невозможно быть с тобой искренней.
— Что именно я делаю? — спросила мать, ибо копание в своей душе и постоянная самопроверка — черта, присущая всем пуританам.
— Ты такая строгая, — пояснила
— Ведь ты даже не знаешь его! — воскликнула мать.
— Если бы ты понимала музыку, мамочка, ты бы поняла, что я отлично его знаю.
— Но ведь это же романтический вздор!
— Мамочка, ты как человек на очной ставке: он выдает себя, не сознавая, что говорит. Ты заявляешь, что не веришь в музыку, как средство общения. Ты можешь с таким же успехом сказать, что двое людей, говорящих по-китайски, не могут общаться между собой. Если ты — их не понимаешь, то это еще не значит, что и они не понимают друг друга.
И еще сказала дочь пуритан: — Я думаю, среди публики было, по крайней мере, несколько сот женщин, воображавших, что они влюблены в твоего скрипача!
— Конечно, — ответствовала внучка пуритан, — они и были влюблены. Но получит его только одна, и я — эта счастливица!
В конце концов пришли к компромиссному решению. Эстер готова была любой ценой купить отсрочку; она надеялась, наперекор рассудку, что дитя одумается. Она упрашивала ее отложить свадьбу на четыре года и сначала окончить колледж; затем сократила этот срок до года. И, наконец, согласилась на шесть месяцев.
Бесс сказала: — Ты жалуешься, что я не знаю Ганси. Хорошо, я откладываю свое счастье еще на шесть месяцев, но зато я, конечно, имею право свободно встречаться с моим женихом, как со всяким другим приличным молодым человеком.
Против этого трудно было спорить. Без сомнения, светской обязанностью Эстер было пригласить молодых Робинов в Ньюкасл; этого желал и Робби, он даже мог настаивать на этом по деловым соображениям. Но в ту самую минуту, как Эстер согласилась на эту уступку, она отдала себя во власть ее неминуемых последствий.
Когда светская женщина, принадлежащая к лучшему обществу, приглашает кого-нибудь к себе погостить, гость становится в некотором роде «особой», и престиж хозяйки требует, чтобы общество соответственно относилось к нему. Таким образом, Эстер предстояло выдвинуть этих двух иностранцев. Ну что ж, Ганси — знаменитость, озаренная блеском своего выступления в Нью-Йорке. Если взяться умело, нью-йоркские газетные рецензии будут перепечатаны в ньюкаслской «Кроникл», и все в городе будут сгорать от любопытства. Ганси даст концерт, и Бэдды будут блистать на нем в роли покровителей искусства. Да, надо уметь делать из несчастья добродетель!