Между двух огней
Шрифт:
– Фили и Кили ранены, - не посчитав нужным мучить её туманными намёками, прямо сказал Гендальф и поспешил добавить: - Не волнуйся, раны несерьёзные, а со своим жизнелюбием наши принцы быстро пойдут на поправку. Вон стоит их шатёр, можешь хоть прямо сейчас навестить друзей.
От волнения позабыв даже поблагодарить волшебника, Камелия собралась было бежать в указанном направлении, но Гендальф попридержал её.
– И ещё одно: Торин тоже ранен, - серьёзно сказал он.
– Его шатёр находится по правую сторону от шатра принцев. Загляни и к нему
При этих словах Камелии стало не по себе, как будто она проглотила что-то горькое. Она почти не обижалась на Торина, но всё же хорошо помнила, как он грозился скинуть её со скалы. Для чего же теперь королю понадобилось видеть её?
“Не иначе, как для того, чтобы расквитаться наконец с неугодной взломщицей”, - невесело подумала хоббитянка.
Внутренне содрогнувшись от неприятных воспоминаний, она обернулась, собираясь спросить у Гендальфа, не лучше ли ей совсем не навещать короля и тем самым не раздражать его, но того уж и след простыл.
Недолго думая, Камелия направилась по мягкому снежному ковру к указанным шатрам и, добравшись до них, остановилась на распутье. Что и говорить, оставаться с глазу на глаз с Торином она побаивалась и потому решила отложить визит к нему хотя бы на потом.
А вот принцев, наоборот, она очень хотела увидеть. Они не только не отвернулись от неё тогда, но даже поддержали. Особенно Кили. Теперь Камелия и сама не была полностью уверена в правильности своего поступка, но до сих пор оставалась благодарной братьям за поддержку.
Когда Гендальф сказал, что принцы ранены, богатое воображение вмиг нарисовало ей картину, как гномы, умирая, лежат без сознания с тяжёлыми ранами. Однако, заглянув к ним в шатёр, взломщица поняла, что её страхи напрасны. Братья сидели себе на импровизированной кровати и о чём-то тихо переговаривались. Усталые и растрёпанные, но живые.
Прав оказался Гендальф: иногда тяга к жизни и братская поддержка - лучшее лекарство.
– Вот и наша взломщица!
– Кили первым заметил её и, обрадовавшись, махнул рукой, приглашая войти.
– Давай проходи скорей, чего стоишь, будто чужая, - и когда Камелия подошла и присела рядом с ними, обеспокоенно спросил: - Ты как?
– Со мной всё в порядке, - не желая их расстраивать, чуточку соврала она и сдержалась, чтобы не дотронуться рукой до затылка.
– А нас, как видишь, покромсали немножко, - невесело усмехнулся Фили.
Его плечо было перевязано белыми бинтами, а на лице, вдоль щеки, краснела длинная царапина. Кили тоже досталось: в битве ему ранили ногу - несильно, но пока он мог ходить, чуть заметно прихрамывая. Вдобавок к этому на его боку был порез: при очередном нападении лучник чудом сумел увернуться, и орк вместо того, чтобы пронзить его насквозь, лишь слегка задел кожу.
– Чуть не отправил меня на встречу с Создателем, - рассказывая об этом случае, Кили задрал рубаху и показал порез.
– Я ему за это голову снёс.
– Герой!
– фыркнул Фили.
– Лучше бы не лез лишний раз на рожон и не заставлял нас с дядей нестись сломя голову к тебе на помощь.
– Напрасно неслись,
Камелия не совсем понимала, как после всего того, что они пережили, можно было оставаться всё таким же жизнерадостным. Однако в этом и был весь Кили - неунывающий, безрассудный в своей смелости (и в этом он очень походил на своего дядю) гном, от улыбки которого становилось на душе легко и радостно. Он, как и Гендальф, считал, что сейчас самое время жить.
– Ты знаешь, что Торин тоже ранен?
– как будто прочитав её мысли, спросил Фили.
– Да… я как раз собиралась навестить и его после того, как загляну к вам, - с запинкой проговорила Камелия.
– Вот и хорошо! Помиритесь с ним наконец. Я знаю, дядя уже раскаивается в своих словах, но ни за что не сделает первый шаг к примирению, - заверил старший принц.
– Гордость, видишь ли, не позволяет, - закатив глаза, подтвердил младший.
Решившись, Камелия поднялась с ложа.
– Жаль, что ты так скоро уходишь, - заметно погрустнел Кили, опустив взгляд.
– Я ведь ещё обязательно приду к вам, - пообещала хоббитянка.
Лучник вдруг сразу повеселел, как будто она сказала невесть какую шутку.
– Ну, это вряд ли!
– безобидно улыбнулся он.
– Не такие уж мы немощные, чтоб разлёживаться тут. Так что это скорее мы к тебе придём!
Заразившись от принцев позитивом, Камелия вышла из шатра и недолго думая направилась к Торину.
“Я только зайду на минутку, спрошу, не сильно ли он ранен, и тут же вернусь обратно”, - пообещала она сама себе.
Немножко потоптавшись у входа, хоббитянка заглянула в шатёр - и облегчённо выдохнула. Торин спал. Его правая рука покоилась поверх одеяла, а грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Гном лежал одетым и был укрыт одеялом, так что невозможно было понять, насколько сильны его раны.
В шатёр не проникали солнечные лучи, и единственным источником света здесь служили зажжённые свечи, желтоватый отблеск которых мешал разглядеть, что цвет лица гнома был чуть бледнее обычного. Камелия тихонько, как умеют только хоббиты, подкралась поближе к королю, остановившись на полдороге, и посмотрела в его умиротворённое лицо. Всё хорошо, здоровый сон пойдёт ему на пользу, и он скоро выздоровеет, а значит, она может со спокойной душой возвращаться в свою родную норку. Камелия развернулась, собираясь так же незаметно ускользнуть…
– Подожди, - раздался за спиной тихий, но всё такой же властный голос Торина.
Хоббитянка чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности.
– Торин, я думала, ты спишь… и хотела тихонько уйти, чтоб не беспокоить тебя, - как бы оправдывалась она, обернувшись и делая несмелый шаг вперёд.
– Я умею чувствовать чужое присутствие рядом с собой даже с закрытыми глазами, мисс Бэггинс, - недовольно проворчал Торин, но уже вроде бы без прежней ненависти.
После этих слов повисло неловкое молчание.