Между двух войн
Шрифт:
7
Прошло две недели. Командировка Архирейского подходила к концу. Воронов съездил на железнодорожный вокзал, купил командиру отряда билеты на поезд Степанакерт – Баку. На вокзале не было ни души, даже кассира пришлось искать в служебных помещениях. Поезд из НКАО в столицу Азербайджана ходил практически пустым – желающих выехать из армянского анклава в азербайджанскую часть республики не было.
На смену Архирейскому из Хабаровска должен был прибыть подполковник внутренней службы Немцов, преподаватель кафедры специальной тактики. Сорокапятилетний Немцов
31 июля, за день до отъезда Архирейского, с КПП № 15, расположенного в селе Дашбулаг, сообщили по рации о перестрелке на окраине селения. Командир отряда решил напоследок лично проверить обстановку и разобраться в происшествии. На предложение Сопунова взять с собой взвод оперативного реагирования Вадим Петрович ответил отказом.
– Мало ли что здесь может случиться! – сказал он. – Оперативный резерв всегда должен быть под рукой в расположении отряда, а не в отдаленном поселке. Пусть парни отдохнут, наберутся сил, но будут готовы в любой момент выдвинуться в Дашбулаг.
Истинная причина отказа Архирейского взять сопровождение была вовсе не в защите десятой школы от возможного нападения, а в моральном настрое личного состава. Все чаще слушатели в отсутствие офицеров спрашивали друг друга: «Что мы здесь делаем, кого защищаем, если нас одинаково ненавидят и армяне, и азербайджанцы? Одни считают, что мы не даем им очистить родную землю от врагов, а другие – что мы их плохо охраняем от бесчинствующих националистов. Надо оставить их один на один, пускай сами разбираются, кому какие горы принадлежат». Архирейский, безусловно, знал об этих разговорах и решил лишний раз не дергать отдыхающую смену, дать слушателям возможность заняться своими делами.
Около четырех часов вечера Воронов и Архирейский выехали в Дашбулаг. Шабо, куривший на крыльце школы, нехорошо ухмыльнулся им вслед, словно знал, что их ожидает в далеком поселке, за которым начинались деревни, населенные азербайджанцами.
Зимой у Воронова и Шабо были нормальные отношения. Шабо часто рассказывал об истории Нагорного Карабаха, объяснял суть некоторых местных обычаев, вызывавших изумление у дальневосточников. Например, в кассу магазина стояли две очереди: мужская и женская. Как-то раз слушатели встали в более длинную женскую очередь. Пожилая армянка приказным тоном велела им перейти в мужскую очередь: «Вам нельзя тут стоять! Вы же мужчины».
В марте Шабо с грустью в голосе рассказал, что в окрестностях Шуши азербайджанцы сожгли старинную церковь.
– Скажи, чем церковь-то им помешала? – спросил Шабо. – Мы же мечети не разрушаем, а они…
Воронов стал лихорадочно вспоминать оперативные сводки за прошедшие дни, но в них не было сообщений о поджогах церквей или часовен на территории Карабаха.
– Когда они сожгли церковь? – спросил он.
– В ХVI веке! – совершенно серьезно ответил Шабо.
Говоря о мечетях, специальный уполномоченный степанакертской автобазы лукавил. Мечети действительно никто не разрушал, так как в столице Нагорного Карабаха их просто не было. Ближайшая мечеть дореволюционной постройки была в населенной
В первых числах апреля, когда Воронов готовился к отъезду в Хабаровск, его отношения с Шабо резко и окончательно испортились. В этот день перед обедом началась демонстрация детей и школьников младших классов. Построившись в колонну, ребятишки раз за разом ходили вокруг кинотеатра, скандируя: «Арцах! Миацум! Требуем!» В руках дети держали плакаты с призывом к воссоединению с Арменией. Возглавлявшая процессию девочка лет двенадцати несла репродукцию центральной части картины Рафаэля «Сикстинская Мадонна».
Детские крики быстро надоели слушателям, и они ушли внутрь кинотеатра. На крыльце остались только Воронов и Шабо.
– Почему дети вокруг кинотеатра ходят? – по-товарищески поинтересовался Виктор. – Мы же ничего не решаем. Шли бы в центр города, у Вольского независимости требовали.
– Это же дети! – ответил диспетчер. – Где хотят, там и ходят.
Воронов, глядя на очередной заход колонны к кинотеатру, усмехнулся:
– Дети хотят присоединиться к Италии? «Сикстинская Мадонна» – это же итальянская картина.
Доктор Зорге буквально взорвался от гнева.
– Ты ничего не понимаешь! – завопил он. – Эта картина – символ нашей матери-Армении, а не Италии! Если бы твой народ страдал столько, сколько страдаем мы, ты бы не зубоскалил…
Воронов не стал дослушивать Шабо и ушел в кинотеатр.
…На выезде из Степанакерта Воронов сказал Архирейскому:
– Что-то Доктор Зорге подозрительно ухмылялся, когда мы в машину садились.
– Не обращай внимания. Они сейчас все на нас волком смотрят… Виктор, ты в Карабахе пробыл больше меня. Ты заметил, как изменилось отношение местного населения к нам?
– Конечно! Зимой в частном секторе армяне предлагали пешим патрулям зайти погреться, чаем угощали. Сейчас на порог не пустят, стакан воды не дадут.
– Они чувствуют за собой силу, но никто не поймет какую.
Около КПП № 17, на повороте в азербайджанское селение Ходжалы, Архирейский остановился, спросил у офицера, командовавшего нарядом, об обстановке.
– Все спокойно, – доложил лейтенант, преподававший в Хабаровске уголовное право. – Шпана иногда хулиганит, забрасывают армянские машины камнями, а так – никаких эксцессов!
С первых дней в НКАО Воронов никак не мог понять, как местные жители с уверенностью определяют, кто за рулем мчащегося на большой скорости автомобиля: азербайджанец или армянин. Как-то армянские гаишники на посту на выезде из Степанакерта объясняли Виктору, что по форме головы можно точно определить национальную принадлежность водителя, но Воронов анатомических особенностей строения черепа человека не понял. Не то воспитание было у Виктора, чтобы людей по форме затылка различать.
Асфальтированная дорога на Дашбулаг шла по окраине Ходжалы: с одной стороны – частные дома, с другой – бескрайнее поле с редкими бахчевыми посадками. Примерно посередине села дорогу преградила баррикада, возведенная из бревен и ящиков. Около нее дежурили с десяток мужчин с увесистыми палками.