Между храмом, стадионом и парком
Шрифт:
Хорошо, подумал я, иметь такого дядь…, но непроизнесённое слово вдруг застряло в горле, мешая дышать, я машинально вскинул руки, и именно это помогло мне вдохнуть воздух. Всё длилось, наверное, пару секунд, Эдик занимался распечатыванием бутылки шипучего напитка и ничего не заметил.
Какие-то путаные мысли, былые попытки анализа тех или иных событий и ничего не значивших вроде бы слов и фраз, обрывки неясных воспоминаний покоились в недрах моей черепной коробки. Как вдруг всё это – бессистемный и бессвязный набор непонятно чего – пришло в движение.
Меня будто осенило. И как кусочки
Дядька!!! Ну конечно – дядька! Как же я сразу не вспомнил?! Ведь «школьного учителя» я видел на фото в доме Эдуарда пару лет назад. Он стоял там в компании нескольких мужчин, одетый, как и почти все остальные, в блестящую, видимо, шёлковую, полосатую пижаму, без очков, в кепке-«аэродром».
Увидев, что я смотрю на фотографию, Эдик тогда сказал:
– Это лагерное фото, там мой дяхоз, второй слева, его называют «Золотые ручки», ибо творит он своими руками неимоверные чудеса с игральными картами, нет ему равных в этом деле.
И сотворить очередное карточное, банальное в общем, чудо, не составило для Мастера особого труда. Тем более что – а сейчас это было ясно как дважды два – операция «Сека» готовилась заранее и была разыграна по нотам, хотя теоретически что-то могло бы пойти и не так.
Стало понятным поведение Эдуарда, изначально проявившего повышенный интерес к стадионным «турнирам», его неожиданная активность в доставке новой колоды карт (кто теперь знает, откуда он её принёс?). И самое главное – сокрытие родственной связи со «школьным учителем».
Связав все нити своих размышлений в один узел, я предположил, что предыстория карточного развода могла выглядеть примерно так: племянник рассказывает недавно освободившемуся дяде о карточных баталиях на стадионе, и дядя предлагает план по отъёму чужих денег проверенным способом. Очень даже правдоподобно и логично!
Лишь спустя много-много лет я случайно узнал правду! И правда эта меня, взрослого, достаточно опытного человека, шокировала даже тогда, когда, казалось бы, я научился принимать жизнь в самых разных её проявлениях достаточно сдержанно.
Так вот, та самая операция «Сека» была задумана, подготовлена, просчитана во всех мелочах и нюансах моим школьным другом Эдуардом. И именно он, как опытный режиссёр, распределял роли, где главная, естественно, досталась родственнику, но не по зову крови, а исключительно из-за уникального таланта дяди!
В детстве и юности время течёт медленно, по крайней мере, так казалось нам. Но и остановить его невозможно. Вот остался позади прекрасный, весёлый и романтический выпускной школьный вечер, разъехались повзрослевшие юноши и девушки по городам и весям поступать в вузы. И я укатил в Москву, успешно сдал экзамены и был принят в Московский технологический институт.
Эдуарду же предстояло проучиться ещё один год в школе.
Когда же через год я приехал домой на первые студенческие каникулы, с Эдиком мы разминулись, ибо теперь поступать уехал он. Увиделись мы только в самом конце лета, когда он вернулся из Тбилиси со справкой
Студенты обычно на каникулах собираются под сенью родительского крова в благодатном нашем курортном городе, но в студенческие годы летом я почти не встречал ни Эдуарда, ни его друзей. Это было немного странно, но тогда популярным у молодёжи делом было участие в студенческих строительных отрядах. Записывались в них обычно в поисках романтики, ребят привлекали новые края, жизнь в палатках, песни под гитару у костра, да и деньги, достаточно приличные, можно было заработать на стройках где-нибудь в Сибири или на Байкале. И в конечном итоге я предположил, что и троицу моих друзей увлекла жажда перемен, волнующих открытий, тяга к приключениям.
Так сложилось, что пути наши разошлись надолго.
За стенами аэропорта творилось нечто невообразимое. Уже несколько часов подряд сильный дождь, почти ливень неиссякаемым монолитным потоком низвергался с небес и, судя по всему, не думал прекращаться, периодически атакуя крыши домов некрупным, к счастью, градом. Там, наверху, в невидимых небесах, что-то ворчало и стучало в огромный барабан, время от времени здания сотрясались от мощных раскатов, сопровождаемых яркими вспышками, будто поблизости била крупнокалиберная артиллерия.
Улететь из КавМинВод в ближайшие часы было делом совершенно нереальным. И факт этот представлялся мне крайне печальным. Командировка в Кисловодск завершилась, мы с моим шефом Михаилом сидели в аэропорту с утра в лёгком похмелье после вчерашних проводов, устроенных принимающей стороной, без денег, если не брать в расчёт мелочь на метро в наших карманах (в те годы авиапассажиров бесплатно возили на автобусах от московских аэродромов до городского аэровокзала).
А тут ещё этот нескончаемый ливень, полное отсутствие информации, переполненный пассажирами гудящий зал ожидания, острое чувство голода, да ещё и «сушняк» во рту. Людей спасал буфет, у предусмотрительных был при себе сухой паёк, все вокруг что-то жевали и чем-то запивали, для нас же ситуация складывалась почти по Высоцкому: «Мимо носа носят чачу, мимо рота алычу».
Дождь начал стихать только к полуночи, прекратилась и небесная канонада, но это ничего не значило, ибо аэропорт всё еще был закрыт, следовательно, наши мучения продолжались.
Я пытался, сидя в жёстком металлическом кресле, принять мало-мальски удобную позу, отгоняя назойливые видения тарелок и блюд с разнообразной едой, возникающих с пугающей реальностью, стоило только опустить веки. У меня это почти получилось, я засыпал, когда уши мои уловили чей-то негромкий разговор.
Не могу сказать точно, что именно привлекло моё внимание, но ведь что-то заставило меня широко раскрыть глаза и прислушаться к диалогу двух мужчин, ловя каждое произнесённое слово или фразу. Собственно, сейчас я слышал уже монолог. Изначальная тема разговора была мне не ясна, тот, кто говорил, скорее всего объяснял что-то своему собеседнику, а возможно, и наставлял того, цитируя, очевидно, для большего эффекта мыслителей древности.