Между храмом, стадионом и парком
Шрифт:
Пролетели годы, растворились в тумане времени многие события и факты из моих детства и юности, весёлые и грустные. Жизнь вплотную приблизилась к тому периоду, который называют финишной прямой.
Но при этом память продолжает удерживать со всеми малейшими деталями, в цвете, в качестве, как сейчас модно говорить –3D, реалистические картинки того, что происходило когда-то, в том числе на благословенном «пятачке» между храмом, стадионом и парком, в сухумской средней школе №3.
Ну и, конечно же, стоит опустить веки, как передо
За написание романа я взяться не рискнул, но рассказать об одном из друзей решился! О человеке, в определённом смысле гениальном, в котором врождённые способности, философский склад ума, трудолюбие и тяга к знаниям причудливым образом переплелись с авантюризмом, криминальным талантом и неуёмным азартом.
Игрок
Я артист, я игрок. Игрок в каждой мелочи, в каждой сцене реальной жизни. Без игры – я труп. Деньги для меня вторичны, главное – перманентное творчество. Non stop. Двадцать четыре часа в сутки – игра.
Известие настигло меня уже в Москве, на третий или четвёртый день после возвращения. Шёл привычный, рутинный процесс акклиматизации, я только-только начал приходить в форму.
Долго не мог сообразить, о чём или о ком ведёт речь незнакомый мне человек, звонивший на рассвете с другого континента, а может, вообще с другой планеты, говоривший негромким хриплым голосом с сильным акцентом.
– Что? Плохо слышу Вас. Кто, кто умер? Нет, простите, я не расслышал имя. А кому Вы вообще звоните? Да, это действительно я. Как Вы говорите – какой сеньор? О да, конечно, теперь ясно, о ком речь. Но Вы ошибаетесь, уважаемый, он жив и здоров, мы виделись всего несколько дней назад. Да, да, именно там. Да, в ресторане. Тромб, Вы говорите? Скоропостижно? Действительно умер?
Разговор давно закончился, но я продолжал машинально держать у уха телефонную трубку, из которой доносились короткие беспокойные гудки.
Наконец до меня дошло, я осознал смысл произошедшего. Вспомнилось, как в юности один знакомый острослов произнёс с умным видом фразу: «Существует расстояние между ушами и серым веществом внутри черепа. Чтобы это расстояние преодолеть, организму нужно время на дорогу». Произнёс, когда компания друзей встретила гробовым молчанием рассказанный им анекдот. Наградой, спустя мгновение, был дружный хохот и аплодисменты.
Видимо, в конце концов, и мой организм справился, одолев тот самый путь от ушей. Но серое вещество продолжало отчаянно сопротивляться, не желая принимать услышанное мною как факт.
Он что, вправду умер?! Но ведь немыслимо было даже представить такое сочетание слов: он и смерть! Смерть и он! Постойте, а может, это хохма? Очередная мистификация? Ведь по части приколов и розыгрышей именно он был специалистом высочайшего класса.
Из-под опущенных век предательски выкатилась капля тёплой влаги, стекла по щеке и затерялась где-то под скулой. Перед глазами возникла вдруг чёткая цветная, но почему-то беззвучная картинка: яркая скатерть, старинные гравюры в тёмных рамках на стене, огромный пирог цвета солнца на белом блюде, и он, Эдуард, Эдо, со стаканчиком граппы в руке, весёлый, сам какой-то солнечный, с сияющими глазами, смеющийся и жестикулирующий, очевидно произносящий тост…
Картинка исчезла. Почему-то я представил, как он, обнажённый, лежит на чёрном дубовом столе, беззащитный, холодный. Ведь ночи там, где он жил последние годы, бывают очень даже морозными…
Меня самого словно бы поместили в некий замкнутый и холодный объём, в неуютное пространство волнения и печали. В голове моей, казалось, кто-то щёлкал пультом управления, выдергивая из памяти, как видеоролики, фрагменты сюжетов из прошлой жизни, связанные так или иначе с другом моего детства по имени Эдуард. Картинки возникали беспорядочно, вне какой-либо системы или хронологии.
В какой-то миг я вдруг увидел циферблат настенных часов, стрелки на которых двигались с огромной скоростью, вопреки правилам в обратном направлении. «А время-то раскручивается назад», – подумалось мне.
Гигантским тёмно-коричневым ковром уходили за горизонт вспаханные поля. Недалеко от просёлочной дороги, в тени серого от пыли трактора отдыхал в компании местного почтальона тракторист. Велосипед его собеседника, такой же пыльный, был аккуратно прислонён к гусенице «Беларуси».
Неторопливую беседу нарушил лихо подкативший «Козлик» со снятым тентом и военными номерами. Из остановившегося неподалеку автомобиля вышли, потягиваясь, разминая мышцы, трое молодых людей, один из которых был в военной форме, с капитанскими погонами. Разложив на капоте вездехода большой лист бумаги – то ли карту, то ли чертёж – мужчины склонились над ним. Водитель, совсем юный солдат, извлёк тем временем из-под сложенного брезента треногу, установил её на обочине дороги и стал прикручивать к ней прибор, издалека напоминающий бинокль.
Тракторист и его собеседник с удивлением переглянулись, затем почтальон встал, натянул, видимо, по привычке, кепку и направился к военной машине. Однако офицер, не отрываясь от дел, предупредительно поднял руку. Жест означал только одно: приближаться нельзя!
Парламентёр немного потоптался на месте, пожал плечами, оседлал свой двухколёсный транспорт и, оставляя за собой пыльный шлейф, укатил по просёлку.
Примерно через полчаса вдали, в той же стороне, куда ранее уехал почтальон, на дороге возник шар серого цвета, который быстро приближался, увеличиваясь в размере. Впереди этого шара из пыли, опережая его, нёсся на приличной скорости такой же «ГАЗ-69», ласково называемый в народе «Козликом», какой уже стоял у обочины. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился в двух десятках метров.