Между нами, девочками

Ронина Елена

Следующим этапом моей работы был осмотр квартир. Нужно было, чтобы понравилось нам. И потом нужно было, чтобы понравились мы. В смысле наша квартира. Здесь самыми неконфликтными и ко всему готовыми оказались мои родители. Когда им предлагали первый этаж, против была только я, мои родители говорили: «А что, собственно, такого? Нам ведь не двадцать лет, дело к старости, ближе до улицы идти». О том, что дует, что под тобой подвал и так далее, задумывалась я. Они об этом не думали. Пол деревянный? – «А ты, знаешь, Алена, – говорил мой папа, – это как-то напоминает мне мое детство».

– Папа, ну при чем тут твое детство?! Ты жил в одной комнате с коровой! Может, еще это поищем?

В общем, моим родителям нравилось все, лишь бы люди, с которыми приходилось общаться, были приятными. Поэтому уже я на этапе переговоров начала сама отсекать варианты

с первыми и последними этажами, без балконов и в неудобно расположенных местах, чтобы родители сразу туда не уехали.

С моим вариантом было сложнее. Я никогда не видела коммунальных квартир, и когда познакомилась с ними, настроение у меня, всегда веселое, стало ухудшаться. Я поняла, что бытом придется делиться с совершенно чужими людьми. И несмотря на то, что всегда считала себя человеком компанейским, мне стало от этого не по себе. Мыться в ванной в очередь, в туалет тоже, готовить на общей плите. Потом я же никогда не сталкивалась с коренными москвичами! А это, я вам скажу, та еще публика. Если комнат в коммуналке было несколько, то меня поочередно затаскивала к себе очередная будущая соседка и начинала поливать грязью остальных жильцов. Пытаясь уже сейчас взять с меня слово, что, при положительном исходе данного мероприятия, я дружить с этими сволочами не буду, строго буду придерживаться графика мытья туалета и что, главное, никогда ни с одним соседом не буду пить чай. Чай – это почему-то было самое главное. Про это я слышала в каждой коммуналке. Только не совместный чай! Потому де это не принято. Поскольку одно и то же рассказывали все, я поняла, что сволочами в коммуналке тоже являются все ее жители без исключения. Правда, была еще одна категория жителей коммуналок – это алкоголики. Алкоголики, которые собирались на общественной кухне и половину двора своих друганов приводили погреться.

– Машка, ты ж не ругайся. Ты ж видишь, мы не пьем, так сидим, замерзли уж больно!

– Куда уж больше пить, лыка уже не вяжете. Не пьете, потому что уже выпили все. Небось и деньги кончились.

– Ой, Машка, какая ж ты дальновидная. А красивая ж ты, Машка, какая. Вот хочу на тебе жениться. Три рубля не займешь?

– Да побойся бога, во-первых, ты мне пять рублей уже должен, или забыл? И во-вторых, ты ж женат. Тоже забыл, что ли? И дочка у тебя растет, нехристь ты этакий!

– Это ты про какую жену? Про Анну, что ли? Дак она вроде померла?

– Да типун тебе на язык! Вот если б она услышала, горе-то какое, – запричитала Мария.

– Ну ладно, ладно, не вопи. Ну я ж точно помню, недавно кто-то помер. Не Анна, нет? Ну и ладно, ну и хорошо. Не буду, значит, жениться, потому не могу. Видишь, обременен. А кто ж помер-то все-таки?

– Тетка твоя померла из Самары!

Я с ужасом наблюдала всю эту сцену и понимала, что еще немного и могла бы влипнуть совершенно конкретно. Ведь практически все было договорено, и это был последний просмотр, после которого я должна была вот в эту самую квартиру въезжать. Комната была большая, светлая. Соседка, по словам Марии, одна, она сама. Комната соседа Николая во все мои предыдущие приходы была заперта.

– У жены проживает, у Анны, сюда так иногда проведывать заходит. Живем тихо, мирно.

Значит, иногда, но зато как. Потом эти «иногда» можно месяцами вспоминать.

Бежала я из этой квартиры вприпрыжку, с четким пониманием, что, наверное, где-то есть коммуналки, как в старых советских фильмах, а не где соседи сплошь или сволочи, или пьяницы. Но найти такую отдельно взятую коммуналку ой как непросто!

Чтобы увеличить шансы получения приемлемого результата, я решила сократить число комнат в коммунальной квартире до двух, и чтобы в этой второй соседской комнате, жил бы один человек. Мужчина отпадал сразу. Ну что может из себя представлять одинокий мужчина? Опять алкаш? Или, вообще, может быть маньяк какой-нибудь? Не будем рисковать. Пусть это будет женщина, лучше одинокая и немолодая.

Сроки моего обмена неумолимо уменьшались, а мои запросы возрастали. Причем запросы родителей, наоборот, росли вниз. Они на удивление вошли в раж. Им нравились абсолютно все варианты. Они их живо обсуждали за ужином. И каждый последующий вариант им нравился больше предыдущего.

Что касается нашего варианта, то есть нашей трехкомнатной квартиры, она нравилась далеко не всем. Панельный дом, две смежные комнаты и кухня шесть метров – безусловно, это не мечта всей жизни наших сограждан. Но, в конце концов, есть же разные жизненные ситуации, уговаривала

я сама себя. Допустим, именно в нашем доме живет кто-то, кто хочет с кем-то съехаться. Я верила в это свято, никаких сомнений в свою голову не допускала и рьяно продолжала искать дальше. Вариант мой с коммуналкой все-таки оказался самый сложный, уж больно много было всяких «но». Но я упорно трудилась, и, наконец, была вознаграждена.

Я его нашла, этот мой вариант. Что он мой, я поняла, как только подошла к подъезду дома, взялась за тяжеленную ручку двери и изо всех сил стала тянуть ее на себя.

Я рванула дверь посильнее и оказалась в просторном парадном. Именно в парадном, а не в подъезде. Потому что парадное было внушительное: с широкой мраморной лестницей, лепными потолками и дубовыми перилами. Безусловно, все грязноватое, все немного ободранное, но былая роскошь все же чувствовалась.

Итак, я поднялась на шестой этаж и позвонила в дверь квартиры, которая предположительно в дальнейшем могла стать моей. Ожидания меня не обманули. Все оказалось именно таким, каким я и ожидала. Потолки тоже с лепниной, дубовый паркет, огромные двустворчатые двери. Все это меня сразу захватило, перенесло в другое измерение, заставило окунуться совсем в другой мир. Я к этому миру никогда не принадлежала, но наверное втайне мечтала. И мне вдруг показалось, что если я стану частичкой этой квартиры, то, возможно, и жизнь пойдет по-другому, и будет мне позволено прикоснуться к чему-то такому, что сейчас от меня далеко-далеко. И стану я частичкой этих других, избранных людей.

В коридоре квартиры меня встречала старая дама. Пожилая – про нее сказать было уже нельзя, она была старая, но и бабушкой назвать тоже язык не поворачивался. Она была дамой.

– Вы по обмену? Ну что же, проходите.

И несмотря на то, что одной рукой она тяжело опиралась на палку, другой рукой она изобразила царственный жест.

– Прошу!

Царственный жест указывал опять же на огромную двустворчатую дверь, которая, впрочем, была открыта. Проем же заполняла бархатная бордовая штора с золотой бахромой. Ну все, сейчас просто уже в обморок начну падать от всей этой неземной декорации. Я прошла в комнату. Двадцатипятиметровая комната с двумя огромными окнами была, безусловно, несколько запущенной. Все как будто бы немножко покрылось пылью веков, как и сама Пиковая дама. (То есть, безусловно, присутствовало какое-то имя и отчество. Но это, прилепленное мной литературное, моей новой знакомой подходило гораздо больше.) Посреди комнаты стоял огромный стол, покрытый тяжелой скатертью тоже с бахромой, как и штора на двери. У стены стоял старинный резной буфет. Но самым потрясающим было зеркало. Высотой почти до потолка, в тяжелой дубовой раме. Казалось это зеркало немного нереальным. Смотреться в него было страшновато, потому что было боязно увидеть там какой-то другой мир. Пиковая дама, думаю, смотрясь в него, видела себя в молодости.

– Ну и что, вы собираетесь здесь жить?! – строго спросила она меня. Вот ведь странный вопрос, ну ведь не по экскурсиям же я вот так хожу.

– Собираюсь, – практически шепотом ответила я.

– И сколько с вами здесь будет человек?

– Еще мой муж и сын.

Лицо Пиковой дамы немного потеплело.

– Я здесь вырастила двоих детей. Вы знаете, мой муж был главным прокурором Москвы. Когда мы получили эту комнату, нашему счастью не было границ. Нам казалось это необъятными хоромами. Даже неудобно перед друзьями было. Представляете себе? Это сейчас у всех отдельные квартиры, а тогда этого не было. Потом, правда, начали расселять, чего-то объединять. Но мужу просить было всегда неловко. Да нам и хватало. И потом здесь прошли самые счастливые годы моей жизни. Я не представляю себя без этого дома, без Филипповской булочной, без нашего сквера. А вот дети выросли, и им этого ничего не надо. Им все равно, им площадь подавай. Где, говорите, находится ваша квартира?

Я вообще-то еще ничего не говорю.

– На Преображенке, – робко отвечаю я, понимая, что шансов у меня ноль. Безусловно, там нет Филипповской булочной. Пиковая дама со мной согласна полностью.

– Ну что это значит, эта Преображенка? Рабочий район. О чем только думает моя дочь? Я вам честно скажу, я не знаю, как я отсюда уеду! Я просто этого не знаю.

– А может Вы к нам приедете посмотреть? У нас уютно и зелено.

– Да о чем Вы можете говорить?! – возмущению Дамы не было предела. – Да я даже не буду на это смотреть! Ну если, конечно, Неля меня вообще в грош не ставит, я поеду, я подчинюсь. Я поеду туда умирать.