Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
Беспартийный рабочий на государственном предприятии мог зарабатывать намного больше их!
Но и он был ограничен лимитом в двести целковых. До смешного доходило: работяга у частника-нэпмана – мог зашибить больше, чем на социалистическом предприятии.
Ну и кто тогда, по-вашему – больше печётся о нуждах трудящихся?!
Однако, в этот раз я не про то…
Времена меняются – меняются и люди, их хотелки и их понятия об справедливости. На все государственные и хозяйственные посты-должности «идейных» не хватало и, если б большевистская верхушка всерьёз решила бы специально поощрять коррупцию – она бы ничего лучше закона об «партмаксимуме», придумать бы не смогла.
Подливало масло в огонь и то, что не все «авторитеты» коммунистической идеологии были едины во мнении. Один из самых видных из них – Емельян Ярославский [75] ,
«Не понимаю, чем суд занимается! Жестоко карает коммунистов-растратчиков. Ну что такое, если коммунист и растратил три тысячи рублей? Ведь если принять во внимание, что он был на красных фронтах, жертвовал своей жизнью, то ведь это ерунда!».
75
Ярославский Е.М. был старостой «Общества бывших политкаторжан», членом редколлегии «Правды», журналов «Большевик» и «Историк-марксист», газеты «Безбожник», редактором «Исторического журнала». В 1923–1934 годах – член Центральной Контрольной комиссии, в 1923–1934 годах член Президиума, в 1923–1926 член Секретариата, в 1924–1934 секретарь Партколлегии Центральной контрольной комиссии).
Так что, ничего удивительно, что свыше пятой части всех казнокрадов-растратчиков были именно коммунистами!
Ленин говорил о том, что коммунистов – надо карать в три раза строже за корыстные преступления и злоупотребления, чем беспартийных. Однако, как это не печально осознавать – его слова не вписывались в реальную жизнь и противоречили всем существующим раскладам. Взяв власть, защитив своё право властвовать в упорной борьбе – коммунисты захотели «хорошо» пожить и не желали отвечать за это (по их мнению – вполне «естественное желание»), в три раза строже своих классовых врагов.
Происходил хотя и стихийный, но уверенный и последовательный «захват» низового и среднего партийно-государственного аппарата нэпманами-частниками через его подкуп – одна из причин того, что НЭП как говорится – «гикнулся», не просуществовав и десятка лет.
Сталину и его группе казалось, что устранив сам «источник» подпитывающий коррупцию – нэпманов-частников (а вместе с ними частную торговлю, частную промышленность и саму частную инициативу), разом удастся покончить и с самим этим явлением. Однако, они не понимали, что все известные общественные пороки – основываются на самой природе человека и, уничтожить их можно – лишь вместе со всем человечеством.
Ленин был прав лишь в одном – «готового коммунистического человека у нас нет».
Но он не понимал другого: за исключением нескольких жалких процентов «пассионариев-подвижников» – «коммунистических людей», никогда и не будет… Да и те, свершив «толчок» – растворятся-исчезнут в общей массе, что и произошло в реальной истории.
УВЫ, ВСЕМ НАМ!!!
Чтоб жить при коммунизме, должно произойти радикальное изменение генома, в результате которого человек станет – не просто одним из видов приматов, а каким-то совершенно новым существом – возможно даже, уже не биологическим. Каким-то «полубогом» – обладающим более высоким уровнем разума.
Однако, это меня уже «несёт»!
И, пожалуй, самая вопиющая коррупция среди была в лесной и лесоперерабатывающей промышленности. Опять же вспомним «Золотого телёнка»:
«… – А с ГЕРКУЛЕС’ом у вас были дела?
При слове ГЕРКУЛЕС зицпредседатель чуть пошевелился. Этого легкого движенья Остап даже не заметил, но будь на его месте любой пикейный жилет из кафе «Флорида», знавший Фунта издавна, например, Валиадис, то он подумал бы: «Фунт ужасно разгорячился, он просто вне себя!»
Как Фунт может не знать ГЕРКУЛЕС’а, если последние четыре отсидки были связаны непосредственно с этим учреждением! Вокруг ГЕРКУЛЕС’а кормилось несколько частных акционерных обществ. Было, например, общество «Интенсивник». Председателем был приглашен Фунт. «Интенсивник» получал от ГЕРКУЛЕС’а большой аванс на заготовку чего-то лесного, зицпредседатель не обязан знать, чего именно. И сейчас же лопнул. Кто-то загреб деньгу, а Фунт сел на полгода. После «Интенсивника» образовалось товарищество на вере «Трудовой кедр», разумеется, под председательством благообразного Фунта. Разумеется, аванс в ГЕРКУЛЕС’е на поставку выдержанного кедра. Разумеется, неожиданный крах, кто-то разбогател, а Фунт
Скажи-ка, дядя, ведь недаром?!
В нэпмановском – достаточно престижном, но не привлекающем особого внимания правоохранительных органов нижегородском ресторане, профессиональный певец искусно закамуфлированный под оборванного беспризорника, довольно душевно пел под небольшой оркестр:
«Я начал жизнь в трущобах городских И добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, Я есть просил, я замерзал. И увидав меня не прячьте взгляд, Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват. За что вы бросили меня, за что? Где мой очаг, где мой ночлег? Не признаёте вы моё родство, А я ваш брат, я – человек! Вы вечно молитесь своим богам, И ваши боги всё прощают вам. Край небоскрёбов и роскошных вилл, Из окон бьёт слепящий свет. О, если б мне хоть раз набраться сил, Вы б дали мне за всё ответ. Откройте двери, люди, я – ваш брат, Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват. Вы знали ласки матерей родных, А я не знал и лишь во сне, В моих мечтаньях детских золотых Мать иногда являлась мне. О, мама, если бы найти тебя, Была б не так горька моя судьба [76] ».76
Русский перевод песни из кинофильма «Генералы песчаных карьеров».
Кстати, отвлекусь – это «хит сезона»!
Всю осень 1924 года, народ поёт не «Мурку», «Бублички» или «Гоп со смыком» – а песню Марка Бернеса «Я начал жизнь в трущобах городских» на музыку Веры Ивановны Головановой. И главное: эта песня мне приносит доход – соразмерный с доходом от какой-нибудь фабрики средней величины.
Вполуха слушая болтовню снятой для конспирации в самый последний момент проститутки – заливающейся холявным вином, я внимательно наблюдал за столиком неподалёку, где Ипполит Степанович вёл тяжёлые переговоры с начинающим советским коррупционером. Мой «офицер по особым поручениям», хотя и был пронырливым аки ильфо-петровский Остап Бендер – но ещё не обладал «жизненным» опытом последнего. На дворе никак – лишь середина эпохи НЭПа – а не её конец.
Ничего, научится!
Иногда, Ипполит Степанович шёл в туалет и, тогда я приказав «ночной бабочке» скучать в одиночестве – присоединялся к нему для получения информации и дачи консультаций.
В сжатом виде, это можно изложить так:
– Ну и как успехи? – спрашиваю, – берёт он мзду или ему «за державу обидно»?
Тот, как картину маслом, изрядно ерничая при том:
– «За державу» ему, конечно, обидно – как-никак воевал за неё и кровь проливал. Однако, после своих боевых заслуг сидеть на «партмаксимуме» – ему ещё более обидно!