Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
– Не раньше!
– Теперь о третье силе, третьей составляющей партии большевиков – добившей… Км, гкхм… Которая, по моему мнению – окончательно добьёт «красный проект». Более того: очень даже возможно, это будет последней «соломинкой» – сломавшей хребет перегруженному русскому… Хм, гкхм… Коню!
Национальный вопрос – это всегда очень сложно, вот и буксую.
– После победы Революции, победители с угнетённых окраин-украин хлынули в Центр и особенно в столицы. Но, не всё! Это в основном касалось обитателей местечек за бывшей «Чертой оседлости» (сами понимаете, про кого я),
– Первые, через поколение-другое ассимилируются и станут такими же русскими как мы – большой город всепобеждающая сила. А вот со вторыми – всё гораздо сложнее.
– К большевикам они примкнули, вовсе не потому, что они как и, те – интернационалисты и топят за Всемирную Федерацию Советов… А потому, что они «всегда за тех – кто побеждает», как это присуще всем без исключения небольшим народностям – всеми доступными способами борющихся за собственное выживание.
– Если бы Деникин, Юденич и Колчак не драконили их своей «единой и неделимой», а объявили бы как Ленин о «праве наций на самоопределение» – большинство руководителей «братских» компартий, мы бы ноне знали как махровых контрреволюционеров и белогвардейцев.
– Однако, после окончания Гражданской войны «национал-большевики» (назовём их так) – не могут реализовать своё право на самоопределение. Во-первых, этому противится космополитичный Центр – ратующий за Мировую революцию и последующую Всемирную Федерацию Советов. А во-вторых, бывшие окраины-украины – слишком слабы, чтоб выжить самостоятельно. Они вынуждены к кому-нибудь присоединиться…
– К кому, спросите?
– Украина и Белоруссия из-за своего географического расположения, кроме России – могут присоединиться только к Польше или Румынии. Закавказье – к Турции или Персии. Средняя Азия – к Персии, Афганистану или Китаю. Но здесь свои проблемы: мало того, что эти страны – ничего не могут дать бывшим российским окраинам в смысле экономического развития, так они ещё и угрожают поглотить их с полной потерей национальной идентичности.
– Но на счастье национал-большевиков, Революция 1917 года была не только буржуазной, а потом в Октябре – пролетарской. Она была еще и национальной и, русские – оказались в ней завоёванной и эксплуатируемой нацией, давайте называть вещи своими именами. Национал-большевикам удалось создать в Советском правительстве свои лобби и развивать свои республики за счёт России. Уже сейчас в Иваново-Вознесенске демонтируются текстильные фабрики и, перебрасываются в Среднюю Азию и Закавказье – в то время когда в самой России, не протолкнуться от безработных на биржах труда…
– Что будет потом при такой политике – трудно даже вообразить!
Я себе это прекрасно «воображал»: в семидесятые годы, в Подмосковье – убогие деревенские избы, крытые чуть ли не соломой, а где-нибудь в Армении строятся современные заводы и фабрики с импортным оборудование – на которых некому работать из-за особенностей национального менталитета у местных.
– Даже вставшие у руля власти духовные последователи древнеправославия, «перекрестившиеся» в праведных марксистов – не смогут прекратить эту практику. Ведь, «Царство
– Последствия, как мне думается, будут очень печальными: разжирев за счёт бывшей метрополии – превращённой такой национальной политикой в общую колонию, республики почувствуют себя вполне развитыми, чтоб отделиться и начать самостоятельное автономное плавание. Здесь много вариантов развития событий: возможно после смерти Сталина, они в результате заговора или военного переворота захватят центральную власть – чтоб сперва выжать Россию досуха… Не знаю!
– Но результат будет один: наша обессиленная, обескровленная Родина – практически без портов, с отсталой и разваливающейся промышленностью, в окружении враждебных государств – мстящих за колониальное угнетение, которую – ещё и заставят одну платить по общим долгам, в том числе и царским.
Где я соврал?
Ведь, так оно и было в девяностых годах!
Вернее: так оно и будет…
Помолчав, я:
– У меня всё, ребята. Вопросов задавать не надо – всё, что я хотел, уже рассказал.
Гул голосов, через который прорывается от Брата-Кондрата:
– В это невозможно поверить!
Повысив голос:
– Я не заставляю верить, отнюдь! Но если моё слово для вас хоть что-то значит, прошу запомнить этот прогноз и, если он начнёт сбываться – соответственно действовать.
Ефим Анисимов, по знаку которого все замолчали:
– Я – русский и меня такое будущее не устраивает! Надо что-то делать! Что и как? Серафим нас учил – действовать вместе, группой! Как альпинисты – про которых ты так часто говорил! Забраться на самую вершину – помогая и, поддерживая друг друга! А затем – изменить такое развитие событий!
Встав, он от имени всех:
– Мы готовы – веди нас Серафим!
Присутствующие, вскочив, громкими криками поддержали его:
– ВЕДИ НАС, СЕРАФИМ!!!
Встаю и я:
– ТИХО!!!
Когда замолчав, все уселись на свои места, улыбнувшись:
– С вами, блин, только заговоры устраивать…
Пройдясь по комнате и остановившись напротив Ефима:
– Да, я не намекаю, а прямо предлагаю вам всем рискнуть и стать частью советской правящей элиты – чтоб изменить текущий ход событий, который мне очень не нравится. И вам – я вижу, тоже!
Ещё один «кружок» и обращаясь уже ко всем:
– Да, я всегда учил вас работать в команде, приводя в пример группу альпинистов – покоряющих недоступную горную вершину. Лидер, карабкается по отвесной скале первым, остальные его страхуют от падения в пропасть. Забравшись на очередную отметку, он забивает в трещину крюк, привязывает к нему верёвку, по которой подтягиваются к нему наверх члены команды. Затем, процесс повторяется раз за разом – пока на вершине не окажутся все.
Походив молча:
– Был такой случай: лидер группы совершил оплошность… Или, случайно так получилось, из-за погоды – точно не помню. Он сорвался и повис над пропастью на страховочном репшнуре. Всё бы ничего – но карабин на вбитом в скалу крюке не выдержал общего веса группы и начал разгибаться. Понимая, что вот-вот утянет в бездну всю группу, её лидер сам обрезал верёвку и… Ну, сами понимаете!
Елизавета в ужасе ойкнула, прикрыв рот, а Ефим встревожено:
– Ты к чему это, Серафим?