Между сердцем и мечтой
Шрифт:
Однако тут же и замолчала. Возможно, заготовленные заранее слова теперь показались герцогине неправильными, и она искала новые. Признаться, я вовсе не представляла, что тут можно вообще сказать. Главное свидетельство против нее — граф Экус, был в руках короля. Герцог рассказал, как обстояло дело, и раз государь заговорил со мной о завтрашнем дне, значит, теперь уверился в моей невиновности.
Впрочем, мы с ним не разговаривали о том, что ему удалось выяснить. Кто знает, может быть, его сиятельство возложил вину за похищение только на себя, тогда королевская тетка могла выкрутиться. Осталось только узнать, что она сама желает рассказать племяннику.
— Ну
Его тетушка вдруг сжала виски кончиками пальцев, мученически покривилась и прошла к свободному креслу, не став дожидаться приглашения сесть. Я услышала, как усмехнулся король — на него начавшееся представление впечатления не произвело. А вот его родственница ничего не расслышала, она откинулась на спинку кресла, накрыла лицо ладонью и всхлипнула.
— Это так ужасно, Ив, — едва расслышали мы с Его Величеством. — Я чувствую себя виновной, но не пойму, в чем именно.
— Отчего же? — учтиво полюбопытствовал король.
— О, мой дорогой, не претворяйтесь, — покривилась ее светлость. — Граф Экус арестован и обвиняется в чем-то невообразимом. И раз мне доложили об этом, стало быть, сделали по вашему приказанию. Но, Ивер, — она порывисто подалась вперед, — скажите мне всех Богов ради, что совершил его сиятельство?! Он честнейший человек, и у меня не было повода усомниться в нем ни разу! Однако мне говорят, что его сиятельство кого-то похитил… — Герцогиня устремила на племянника беспомощный взгляд и в растерянности развела руками: — Как такое возможно? Я совершенно не понимаю…
— Вот как, — неопределенно хмыкнул государь.
Герцогиня поднялась на ноги и заходила по гостиной, зябко обняв себя за плечи. Признаться, я наблюдала за ней с искренним интересом. Если бы я не была уверенна в том, кто стоял за моим похищением, то сейчас бы, наверное, даже посочувствовала бедной растерянной женщине, вдруг узнавшей о безумной выходке ее придворного.
Государь не мешал тетушке мерить шагами его покои. Он наблюдал за ней, покусывая губы. Взгляд короля был задумчивым, однако когда я поглядела на него, Его Величество пожал мне руку, а затем встал с подлокотника. Теперь оба Стренхетта были полностью в поле моего зрения. Я имела честь или несчастье, это уж как посмотреть, присутствовать в центре разгорающегося скандала в королевском семействе.
— Объясните же мне, что происходит?! — порывисто обернувшись к племяннику, воскликнула герцогиня. — Я хочу знать, что сотворил человек, которому я всецело доверяла столько времени.
— Боюсь, дорогая тетушка, вас ожидает истинное потрясение, — удрученно вздохнул монарх. — Особенно, когда узнаете, сколько ваших людей втянул в это дело ваш главный конюший. Мне даже кажется, что вы совершенно не научились разбираться в людях, несмотря на ваш почтенный возраст. — Герцогиня открыла рот, но король повел рукой, понудив родственницу промолчать. — Стыдно, ваша светлость, стыдно и преступно быть настолько слепой и недальновидной.
Я успела заметить острый взгляд, который герцогиня кинула на монарха. Однако спустя короткое мгновение передо мной вновь была потрясенная растерянная женщина, которой нанесли предательский удар.
— Как же вы правы, Ив, как правы, — протяжно вздохнув, она покачала головой. — Мне не хватает вашего разума и мудрости, и если бы вы уделяли мне больше внимания… — Герцогиня прервала саму себя и вернулась к креслу. Упав в него, ее светлость горько усмехнулась: — Простите меня, государь, я знаю, что прошу о невозможном.
Государь вернулся на подлокотник моего кресла.
— Не вы ли сами подарили мне баронессу, тетушка? Как видите, я принял ваш дар и безмерно ему рад. Наконец-то вы сумели мне угодить, дорогая родственница. Только, знаете, чего я никак не могу понять? — герцогиня вопросительно приподняла брови: — Зачем вы после решили свой дар забрать, видя, насколько он пришелся мне по душе? Какой вывод мне сделать из ваших действий? Что вам плевать на мои чувства? Или же вам плохо от того, что мне хорошо? Тогда о каких узах крови вы говорите, и почему я должен выделять вас перед кем-то другим, кто мне близок и дорог?
Ее светлость возмущенно округлила глаза.
— О чем вы, Ивер?! — воскликнула она и поднялась с кресла. — О том, что отправила в отставку нерадивую фрейлину? Так вы тогда сами отвернулись от нее. Откуда мне было знать, что баронесса Тенерис стала вам дорога?
Пока я слушала их, мои чувства менялись. Удивление, недоумение, возмущение, негодование, в конце концов, когда обо мне заговорили, как о какой-то вещи. Моя бывшая покровительница вновь вышагивала по гостиной, воплощая собой оскорбленную добродетель. Король следил за ней взглядом, не мешая высказаться. Признаться, в эту минуту мне захотелось наговорить гадостей обоим, и лишь вера в то, что государь играет так же, как и его тетка, удержала на месте. Да и не хотелось показывать, что меня задевают слова негодной женщины, какая бы кровь ни текла в ее жилах, как и ответ короля тоже.
— Весьма любопытный вывод, ваша светлость, но нет, я говорю вовсе не об отставке. Как вы сами имели честь удостовериться, о своих интересах я позаботился сам, — парировал Его Величество. — И вот когда я обрел девушку, с которой мог почувствовать себя живым и счастливым, вы решились отнять ее у меня. И не просто отнять, но пожелали уверить меня в ее предательстве, зная, что за этим последует, — чеканно продолжил он. — Вы желали, чтобы я сам вырвал себе сердце, не так ли? Вы приговорили нас обоих. Но кто вы такая, чтобы вершить людские судьбы? Отвечать! — вдруг выкрикнул король, и я невольно сжалась от силы гнева, прозвучавшей в его голосе.
Герцогиня порывисто развернулась. Лицо ее в один момент стало пунцовым, глаза расширились, но с губ сорвалось возмущенное:
— О чем вы говорите, Ив?! В чем опять желаете обвинить? То я травлю собственную лошадь темной магией, то опаиваю этого негодяя, этого напыщенного индюка — Ришема! А теперь и вовсе занялась похищениями? И кого?! Сумасбродной девки, которая скоро достанет вас до печенок, и вы сами от нее избавитесь?
— Довольно, — ледяным тоном произнес Его Величество. — Довольно извиваться, ваша светлость, вы опоздали. И опоздали настолько, что явиться ко мне имело смысл лишь с искренним покаянием. Однако вы пытаетесь пустить мне пыль в глаза, а значит, раскаяния нет. Впрочем, именно от вас я ничего подобного и не ожидал, а весь этот разговор затеял лишь из нездорового любопытства. Хотелось узнать, насколько далеко вы готовы зайти, чтобы обелить себя и утопить тех, кто исполнял ваш приказ. И вы бы утопили, но доводить разговор до полного абсурда мне уже не хочется. Да и время давно за полночь, а потому терять его мы не станем. Мы все устали, а вам еще собираться в дорогу…