Между сердцем и мечтой

Цыпленкова Юлия

— Доброго утра, дорогая тетушка, — произнес государь. — Вы себе не изменяете. — В этот момент его взгляд скользнул по свите герцогини, и мы встретились глазами. Король задержал на мне взор, после откинулся на спинку кресла и неожиданно произнес: — Шанриз, вы как всегда очаровательны. Как ваше здоровье?

— Благодарю, Ваше Величество, — я склонила голову. — Я в добром здравии. А… как ваше здоровье, государь?

— Уже немного лучше, — ответил он. — Как намереваетесь провести день?

— Ее милость покидает нас, — с ноткой

раздражения вклинилась в нашу первую за долгое время беседу ее светлость.

— Вот как, — между бровей короля пролегла складка. — Куда отбываете, позвольте спросить?

— У моей сестрицы скоро день ее совершеннолетия, — ответила я. — Ее светлость позволила мне посетить отчий дом и участвовать в подготовке дня рождения баронессы Мадести-Доло. К тому же я скучаю по своим родителям и буду рада встретиться с ними.

— Доброго пути, ваша милость, — ответил государь и обратился к своей тетушке: — Мы ждем только вас.

— Прошу прощения, дорогой племянник, — ответила герцогиня, и мы прошли на свои места.

Сказать, что во мне всё трепетало от радости, ничего не сказать. Надежда на возобновление нашего общения расцвела буйным цветом. Пожалуй, только это испортило мою радость от скорой встречи с родными. Теперь я готова была задержаться на день, если это принесет мне встречу с Его Величеством. Однако отругав себя за этот порыв и укорив за девичью глупость, я привела мысли в порядок и решила, что еще немного терпения пойдет всем нам только на пользу.

И после завтрака, получив одобрение герцогини, я отправилась навстречу с дядюшкой, который должен был сопроводить меня до отчего дома. Мы вышли с ним к ожидавшей нас карете. Я не удержалась и бросила взгляд на окна королевского кабинета и вся моя прежняя радость истаяла. Отчего-то мне казалось, что государь непременно выглянет, чтобы проводить меня, однако окна были пусты. Вздохнув, я решила, что слишком тороплю события, и сегодняшняя беседа может ровным счетом ничего не означать, кроме того, что Его Величество сумел обуздать свои чувства, а может и охладеть… И вот это неожиданно ранило, а не обрадовало, хотя должно было быть последнее.

— Дитя мое, — позвал меня граф, и я поспешила сесть в карету и выкинуть из головы все досужие домыслы. Я ехала домой!

Тальма, сиявшая, как начищенный золотой, устроилась рядом с кучером. Мой багаж уже давно был в карете, и во дворце нас ничего не задерживало. Карета выехала за ворота, и я окончательно переключилась на виды столицы, ничем меня не удивившие. За прошедшее лето ничего не переменилось.

А вскоре показалось и предместье. Мы выехали за город, и всякие страдания покинули меня, потому что мы приближались к загородному особняку баронов Тенерис. Дядюшка, пересевший вслед за мной после моего признания о том, что мне не хватает государя, взял меня за руку и успокаивающе пожал ее.

— Вы почти дома, — сказал его сиятельство.

— Даже не верится, — улыбнулась я.

— Стоит посмотреть

налево и поверить придется, — улыбнулся в ответ дядюшка. — Мы уже подъезжаем к воротам.

Карета и вправду приблизилась к высоким решетчатым воротам, украшенным вензелем «ТД» — Тенерис-Доло, который венчала баронская корона. Ворота распахнулись, и я припала к окну, с жадностью рассматривая знакомые с детства виды.

— Придвиньтесь ближе, — велел дядюшка. Машинально послушавшись, я придвинулась к окошку. — Еще немного.

Я вновь послушалась, и мой нос расплющился о стекло, и на нем появилось мутное облачко. Осознав всю несуразность своего вида, я порывисто обернулась и с возмущением воззрилась на его сиятельство. Граф весело рассмеялся, но увидев мое негодование, вскинул руки и воскликнул:

— Простите, Шанни! Но в своей непосредственности вы напомнили любопытного ребенка, узревшего нечто невероятное. Я не удержался и довел иллюзию до совершенства.

— Премного благодарна, ваше сиятельство, — едко ответила я, и он снова рассмеялся. Ну как мало дитя, право слово. Даром, что граф и глава рода, да еще и в почтенных летах.

Впрочем, выходка дядюшки не испортила моего настроения. Из кареты я выбиралась с замиранием сердца и совершенно неприличным нетерпением. Пожалуй, его сиятельство был прав, сравнив меня с ребенком. Я скосила на него глаза и усмирила свой порыв бежать к дому, раскинув руки. Граф хмыкнул, предложил мне руку, и в особняк мы входили уже степенно.

Прислуга успела оповестить хозяев, и наверху послышались торопливые шаги, а спустя мгновение и голос матушки, еще даже не показавшейся нам:

— Боги! Мое милое, мое дорогое, мое обожаемое дитя! Наконец-то вы изволили вспомнить о ваших несчастных родителях! Наконец-то ваше сердце сжалилось и привело вас домой! Моя маленькая девочка!

— Теперь-то я уж точно знаю, кто наделил вас неудержимым нравом, — шепнул мне дядюшка. — Зря я грешил на нашу бабушку.

— О-о, — с восторженным подвыванием старшая баронесса Тенерис-Доло объявилась пред наши очи. Она на миг замерла на верхней ступеньке последнего лестничного пролета, заломила руки, а после простерла их и кинулась вниз, живо напомнив мне какого-нибудь коршуна, летящего на бедного цыпленка. — Мое дитя! — воскликнула матушка, прижав меня к сердцу. — Доброго дня, ваше сиятельство, — между делом поздоровалась ее милость с главой рода своего супруга.

— И вам доброго дня, Элиен, — невозмутимо ответил граф с легким поклоном.

Но матушка уже не слушала. Она отстранилась, так и не выпустив меня из рук, затем развернула к себе спиной, опять повернула лицом и горестно воскликнула:

— Что они с вами сделали, дитя мое?

— Что? — дружно полюбопытствовали мы с дядюшкой.

— Они сделали вас взрослой! — воскликнула совершенно непоследовательная баронесса. Помнится, она требовала от меня взросления, теперь же была им возмущена.