Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии
Шрифт:
В этой части транса речь идет о наличии некоего алфавита возможностей. Алфавита проявлений, из которого могут складываться, как из букв, отдельные предложения, отдельные возможности. Она может входить в разные сказки, ездить в разные путешествия, испытывать различные ощущения. У нее есть возможность разъединения и соединения, существования части и целого, образа и фактуры. Тела и его частей. Переживаний и реальности, которая их определяет и на которую заново влияют переживания.
И в этом тоже может заключаться своя гармония… Переживание разных вещей, которые с вами происходят… И их возможная упорядоченность… и ясность… и можно представить себе, что через вас… через ваше тело… струится свет и тепло… свет и тепло… и что-то важное
Оксана: (открывает глаза, улыбается): Мне не хотелось открывать глаза, но я чувствую вину, что занимаю чье-то время… У меня был калейдоскоп картинок, они были не очень связные… Я запомнила такую вещь: как будто бы я в пещере, и выход из этой пещеры… что-то такое огненное, просто как высокая энергия… и такое чувство, что я начинаю меняться…
Вопрос участника семинара: С этой клиенткой вы провели несколько трансов. Как меняются их цели?
Терапевт: Мне она кажется довольно сложной клиенткой, и вначале я не чувствовал отчетливого направления работы. Хотелось разомкнуть ее одиночество, ее напряженный, активный темп жизни, который разрушает возможные для нее связи с окружающим. Это все равно как на деревьях не успевают дозреть плоды, потому что их слишком рано снимают. Поэтому одна из моих целей – побыть с ней, чтобы она не выгнала меня из нашего совместного пребывания. Трансы долгие, убаюкивающие, расслабляющие, создающие защитную оболочку и интерес к происходящему. Долго пребывать в подобном состоянии и вроде бы ничем не заниматься – это тоже цель.
Первый транс – это, скорее, введение, которое она должна запомнить. Его сообщение – не поток глубоких изменений, а сама возможность и безопасность этих изменений для нее. Он приучает клиентку к возможности чувственной жизни, потому что она очень оторвана от своего тела и чувств и для нее важно обрести не эту головную, а именно чувственную жизнь.
Следующий за ее ощущением кинжала транс передает клиентке состояние укачивания и путешествия, движения по своим возрастам, удерживая ее внимание на более длительный срок, чем она привыкла. Кинжал в данном случае является метафорой острого прерывания некоего процесса, и я думаю, что ей как раз свойственны такие прерывания и резкие, режущие состояния. Транс разворачивается вокруг сказочной темы с метафорическими образами, и в нем много чувственного – все это работает на ее дерационализацию. Вокруг каждого образа легко создается аура, паутина ассоциаций, что тоже оберегает клиентку от быстрых интеллектуальных прыжков. Из важных я бы назвал образ Золушки, который несет сообщение о возможности для нее разных эмоциональных состояний, а также образ старшей сестры как возможность быть суетной, завидующей, мелочной – в противоположность идеальной роли сестры. Эти образы – сплавы, связывающие разные состояния и, тем самым, высвобождающие большую энергетику. Таким образом, я совершаю попытку обратить ее вовнутрь, на синтез разных эмоциональных состояний взамен резкого
На ковре-самолете
На клиентское кресло садится Лена, детский консультант и, произнеся «Мне говорить сразу, да?», начинает длинный и не очень связный монолог о своих взаимоотношениях с окружающими. Терапевт чуть наклоняется в сторону клиентки, слушает и долго не перебивает.
Лена: Мне еще в первый день хотелось сесть сюда, но я, как всегда, всего боюсь. Вижу свою проблему так: я слишком зависима от мнения других людей. В разговоре с другим человеком мне уже заранее кажется, что он негативно ко мне относится. И если я скажу что-то не так, мне кажется, что он тем более это заметит и ему тоже покажется, что что-то не так происходит. Когда в каких-то начинаниях что-то не получается – опускаются руки, и потом трудно уже начать все заново. Я решила, что если сюда не приду, это станет провалом в моей жизни, который я потом ничем не заполню.
Терапевт: А в чем проблема?
Лена: Проблема в том, что мне хочется всегда чувствовать независимость от мнения других людей. Может быть, думать о себе….
Терапевт (перебивает): Скажите, а как вы относитесь к детям, которые приходят к вам на консультацию и которым хочется быть независимыми ото всех?
Лена: Мне в первую очередь хочется, чтобы они почувствовали, что их любят, что они……
Терапевт (перебивает): А вас в детстве очень любили?
Лена: Я бы не сказала, нет……
Когда речь заходит о детстве, она говорит сдавленным голосом, держится без отчетливой возрастной позиции, рассказывает о том, как к ней приходят дети, которым очень нужно, чтобы их любили… Мне кажется, все это говорит о том, что у нее было нелегкое детство, и она до сих пор не рассталась с переживаниями на эту тему. И я начинаю эту сессию как супервизор, причем моей задачей становится анализ и ее ситуации, и анализ того обстоятельства, как ее личные особенности и проблемы реализуются при работе с детьми. Я предполагаю, она переносит свою личностную проблематику на свою работу, причем в этой проблематике она весьма недалеко продвинулась.
Терапевт: У вас дома кто-нибудь кричал?
Лена: Сейчас нет, в детстве – да.
Терапевт: А кто?
Лена: Мама.
Терапевт: И как вы относитесь к крику?
Лена: Я сразу закрываюсь, и все.
Она села и начала длинный монолог. Ей не нужен был собеседник. Это первый круг беседы. Второй круг начинается с вопроса о проблеме. Лена начинает говорить чуть более конкретно, но тоже относительно длинно. И третий круг: я задаю ей конкретный вопрос, и она на него отвечает всего несколькими словами. Разница в том, что происходит некая концентрация, кристаллизация мысли и чувств. И каждый ответ на вопрос – это в какой-то момент уже образ и выбор, и преодоление.
Терапевт (говорит достаточно резко и быстро): Как вы закрываетесь?
Лена: Чтобы не слушать. Обычно эти крики были направлены не на меня, на отца. Мы жили очень долго, все детство, в коммунальной квартире. Комната была очень большая, но у меня был свой, отгороженный книгами уголок, где можно было……
Терапевт (перебивает): Что было предметом этих криков?
Лена (после небольшой паузы): Личные отношения. Папа во главу угла ставил работу и общение вовне, а мама все время хотела притянуть его домой и таскать его на концерты…
Терапевт (опять мягко перебивает): И это достигалось криком?
Лена: Это вообще не достигалось. Она каждый раз кричала, требовала этого, а он уходил, очень часто просто хлопал дверью, убегал. И эти уходы из дома были очень частыми.
Терапевт: Куда он уходил?
Лена: Отец, как правило, уезжал к родственникам, жил там в течение нескольких дней и ждал, когда мама первой сделает шаг навстречу. Тогда он возвращался. В итоге они расстались около пяти лет назад.